«Зятю перепало больше, чем родному сыну»
— Как это понимать?! — Артём размахивал завещанием перед лицом нотариуса. — Трёшка на Тверской — зятю, коттедж в Барвихе — зятю, новенький «Лачетти» — зятю! А мне что? Я же кровный сын!
— Артём Валерьевич, возьмите себя в руки, — нотариус поправила очки и строго посмотрела на него. — Ваш отец имел полное право распоряжаться своим имуществом как считал нужным.
— Да это же вопиющая несправедливость! — голос Артёма дрожал от ярости. — Этот Кирилл женился на Лизке всего пять лет назад, а уже всё прибрал к рукам! Где логика?
Кирилл молча сидел в углу, стиснув кулаки. Лицо его было бледным, а под глазами — синяки от бессонных ночей.
— Артём, хватит орать, — тихо, но твёрдо сказала Лиза, его сестра и жена Кирилла. — Папа всё взвесил.
— Да ты тоже заткнись! — огрызнулся брат. — Твой муженьк, видимо, старика под шумок обработал, пока тот в больнице валялся.
Кирилл резко встал.
— Попробуй повтори, — в его голосе зазвучала сталь.
— Повторю! — Артём фыркнул. — Втёрся в доверие, изображал заботу, а сам на наследство глаз положил!
— Артём! — Лиза вскочила. — Как тебе не стыдно! Кирилл ночами у папы дежурил, когда тот после инсульта лежал! А ты где был? А?
— На работе! У меня семья, ипотека! Не могу же я всё бросить!
— А Кирилл смог? — Лиза подошла вплотную. — У него что, своей жизни нет? Он отпуск потратил, больничные брал!
Нотариус устало постучала ручкой по столу:
— Господа, выясняйте отношения за дверью. Завещание составлено легально, заверено, и Валерий Сергеевич был в здравом уме.
Артём схватил документ и зачитал вслух, будто впервые видел:
«Трёхкомнатная на Тверской — Кириллу Дмитриевичу Соколову. Коттедж в Барвихе — Кириллу Дмитриевичу Соколову. Автомобиль “Лачетти” — Кириллу Дмитриевичу Соколову». Голос его предательски дрогнул. — А Артёму Валерьевичу Белову — гараж в кооперативе и садовый инвентарь. Лопата с граблями!
— И 500 тысяч рублей, — сухо добавила нотариус.
— Полмиллиона! — Артём закатил глаза. — Квартира стоит 15 лямов, коттедж — все 30! А мне — как милостыню!
Кирилл не выдержал:
— Я отговаривал твоего отца. Говорил, что наследство должно достаться детям.
— Ой, конечно, — фыркнул Артём. — Сейчас поверю!
— А папа что ответил? — спросила Лиза.
— Сказал: «Кирилл, Артём — моя кровь, но ты стал мне роднее. Сын приходит, только когда деньги нужны, а ты — просто так».
Артём побледнел.
— Он так не говорил.
— Говорил, — подтвердила Лиза. — Я сама слышала. Папа плакал, что ты забыл его день рождения в прошлом году.
— У меня командировка была!
— Кирилла тоже не заставляли, — Лиза села, устало закрыв глаза. — Он сам приходил. Потому что любил папу.
Артём яростно смял копию завещания:
— Оспорю в суде! Найду врача, который подтвердит, что старик был не в себе!
— Ваше право, — Кирилл пожал плечами.
— Одумайся! — Лиза схватила брата за рукав. — Папы нет, а мы остались. Неужели деньги важнее семьи?
— Да твой муж теперь в шоколаде, а я что? — голос Артёма сорвался на визг. — Я планировал квартиру продать, долги закрыть!
— А у нас что, долгов нет? — Кирилл отвернулся к окну. — Но я не собираюсь нарушать волю твоего отца.
Дома их ждал сын Сашка, который тут же засыпал вопросами:
— Пап, правда, нам теперь дача в Барвихе?!
— Правда, — Кирилл подхватил его на руки.
— А дядя Артём сказал бабушке Кате, что ты вор!
Лиза тут же позвонила матери. Та вздохнула в трубку:
— Артём уже три часа орет, что его обокрали.
— Мам, ты же знала, что папа переписал завещание?
— Конечно. Он сказал: «Кать, Кирилл — наш человек. Любит Лизку, Сашку нянчит, мне лекарства вовремя приносит. А Артём? Прибегает, только когда долги давить начинает».
Через полгода суд отклонил иск Артёма.
— Ты доволен? — спросил он Кирилла у здания суда.
— Мне плевать на квартиру и дачу, — ответил Кирилл. — Жаль, что ты так и не понял, за что их получил.
Артём плюнул под ноги и ушёл. Больше они не общались.
А однажды Сашка спросил:
— Па, а почему дед ничего не оставил дяде Артёму?
— Потому что наследство, сынок, — это не подарок за то, что ты чей-то сын. Это «спасибо» за то, что ты был рядом.
И Кирилл знал: получил он не просто стены и землю. А доверие человека, который для него стал отцом. А это — дороже всяких миллионов.
