Как это? Оксане показалось, будто она слышит все не своими ушами. Куда это я должна уйти? Почему? За что?
Ой, давай-ка без истерик, сморщился он и посмотрел куда-то в угол, где под потолком размахивала крыльями синяя ворона. Всё же просто. Больше тебе тут делать нечего. Куда пойдёшь, мне неинтересно.
Толик, ты что Мы же свадьбу собирались играть
Это ты себе вообразила. Я ни о чём таком не говорил.
В тридцать два года Оксана проснулась в своём родном посёлке под Старобельском проснулась и решила: хватит. Хватит терпеть мамины упрёки, голос которых оборачивался железной ложкой и стуком в батарею как можно было такого мужа потерять? Муж у неё был Миша Паршин, тот ещё конфетный голубок: пьянь да ловелас, и как только Оксана прожила с ним целых восемь лет, сама не понимала.
После развода стало легче дышать, но с матерью жизнь напоминала бесконечную стирку седых простыней. Однажды утром, под привычный запах сырой брусники и огурцов из погреба, Оксана решила: ехать в город! Там ей повезёт.
Вон, одноклассница Таня давно уже замужем за вдовцом, что на шестнадцать лет старше её, и ничего живёт, как сыр в масле, золото по карманам да иномарка под окнами. Оксане казалось, что она ничем не хуже кто знает, вдруг улыбнётся странная городская удача?
Вот и славно, проснулась! казалось, за окном захлопали двери, одобряя её желание уехать. Собирай чемодан, зазвенел телефон голосом Тани, поживёшь у нас, а там разберёмся.
А твой муж, Виктор Сергеевич, согласен?
Он всё для меня сделает. Дура, не переживай, прорвёмся.
Оксана пожила у подруги: две недели, не больше. Сон превратился в бесконечную картину: слоняющиеся по комнате рыбки, стены как надутые облака, по соседству тёща в халате цвета борща. Но вот пришли первые рубли после тяжёлого дня на рынке, и Оксана сняла комнату старое кресло под окном, ковер в мелкую гжель, тюль с рисованными медведями.
Через пару месяцев пришла загадочная удача. Клиент на рынке Эдуард Ильич, мужчина с лицом цветной картошки и руками пахнущими деньги. К нему всегда слетались мухи и женщины. Но он выбирал помидоры пристрастно, считал сдачу до копейки и одаривал всех честным взглядом.
Такая женщина и на рынке? сказал однажды, прощупывая редьку. Вам бы в театре служить, а не тут мёрзнуть.
А что делать? Кто деньги заработает, кроме меня? кинула она ему. Или у вас есть интересное предложение?
На мужа мечты он не походил: года на двадцать старше, лысинка, глаз острый, зато машину водит приличную совсем не тот, кого стесняются на людях.
Ты, вижу, женщина не промах. А с больными когда-нибудь нянчилась? спросил он.
Да, с соседкой. У неё инсульт дети за границу, некому. Меня наняли.
Вот прекрасно! оживился Эдуард Ильич, лицо сделалось ехидным, как старый кот. А у меня жена, Софья Степановна, слегла. Инсульт Врачи ни на что не надеются. Я домой её забрал, а времени нет ни минуты. Поможешь? Плачу по-человечески.
Долго думать не пришлось. Пусть и ночами будет навещать ворона под потолком, зато комнаты целых три, ванная в жёлтый горох, даже пианино, на котором никто не играет.
Люда у нас молодится, рассказывала Оксана Тане, мать Софьи Степановны. Её новой жизни не до ухода за больной.
А сильно жена больна?
Совсем. Только стонет по ночам, глазами хлопает, ни рукой, ни ногой. Не поправится.
А ты этому рада?
Нет, зачем Но вдруг Эдуард Ильич станет свободен.
Таня смотрела, будто Оксану разбудил сквозняк, и заговорила о грехах. Поругались так, что разошлись по разным концам города в каждом из них стены ходили волнами, а за окнами мяукали чёрные кошки.
Оксана ухаживала за Софьей Степановной, как за редким цветком: голову мыть, пелёнки менять, кашку через трубочку Потом и полы мыть, и суп варить, и рубашки хозяина гладить, пока он из дома вникало. Вечерами по прихожей бегали тени, и на шкафу росла седая пыль.
С Эдуардом Ильичом завязался у неё, как водится во сне, роман такой, что без друг друга дыхание встаёт. Он говорил: Бросить жену не могу! и Оксана думала: всё на его совести. Она же почти хозяйка этого дрожащего мира
Постепенно исчезли деньги за уход их заменила благодарная еда и платёжки на продукты: она даже не замечала, что почти ничего не откладывает, всё уходит сквозь пальцы, как вода из лейки. Жизнь текла, медленно трещала на мозаичных плитках.
Когда Софья Степановна умерла не вдруг, а так, как во сне вдруг тает лестница, Оксана плакала и мыла лицо мокрым платком. Полтора года с больной целая страна между вечером и утром.
Похороны она устроила, как положено: на хлеб хватило, свечи горели ярко, тени прыгали по стенам. Даже тёща, Людмила Ивановна, кивала уважительно. Соседки тоже перестали ворчать.
Но на десятый день после похорон Эдуард Ильич будто принёс в дом синий зонт:
Твои услуги более не нужны. У тебя неделя, чтобы собрать вещи.
Ты о чём? Я должна уйти? Почему? Ведь мы же
Это было в твоей голове.
Она пыталась поговорить утром, но он повторил слово в слово, будто заведённый. Его невеста хочет сделать ремонт.
Какая невеста?
Не твоё дело.
Заплати мне за работу! Ты обещал сорок тысяч рублей в месяц заплатил только два раза. Ты мне должен шестьсот сорок тысяч! И за домработницу, между прочим, доплачивают. Миллион давай и расходимся!
А в суд пойдёшь? У тебя даже договора нет, ухмыльнулся он и превратился на мгновение в туман.
Тогда скажу Людмиле Ивановне. Она вам квартиру купила.
Лицо Эдуарда Ильича изумрудно посерело, но он мигом собрался: Кто тебе поверит? Вон отсюда!
Три дня, любимый. Не будет миллиона будет скандал, сказала Оксана, собрала вещички, сунула в сумку цыплячий магнит и сняла койко-место в хостеле под названием «Зимняя сказала».
На четвёртый день пришла к нему в квартиру, там уже сидела Людмила Ивановна, обмотавшись малиновым шарфом.
Она врёт, не верьте ей! затрясся вдовец.
Я кое-что слышала на похоронах, но сейчас всё ясно. Помнишь квартира оформлена на меня? Через три дня, чтобы тебя здесь не было.
Людмила Ивановна на мгновение остановилась у Оксаны:
Чего ждёшь? Медаль тебе вручить? Проваливай!
Оксана вылетела, стискивая в руке синий ключ от хостела, а на лестнице сверху снова показалась ворона и закаркала странными словами: «На рынке всегда есть работа, главное не проснуться».
