Будущая свекровь разрушила наши свадебные планы, назвав мою трагедию предательством
Ещё месяц назад моя жизнь напоминала волшебную сказку. Рядом был любимый мужчина, я предвкушала материнство и с трепетом выбирала фату для июньской церемонии. Но роковой визит в клинику перечеркнул все мечты, оставив вместо них ледяную пустоту.
Мы с Дмитрием, моим женихом, снимали светлую двушку в Казани, обсуждая детали торжества. По вечерам пили чай с малиновым вареньем, смеясь над глупыми романтическими комедиями. За три недели до венчания меня стали мучить головокружения. Сердце шептало: это начало чуда. Решила сделать сюрприз — купила крохотные пинетки, чтобы вручить после ЗАГСа. В тот день поехала к бабушке в Люберцы — поделиться радостью.
В метро внезапно потемнело в глазах, но я списала на духоту. Бабушка напоила меня липовым отваром, однако к утру жар сковал тело, словно раскалённые тиски. Старушка, невзирая на мои протесты, вызвала неотложку. Врач скорой, осмотрев, резко изменился в лице:
— Немедленная госпитализация. Подозрение на трубную беременность.
Эти слова прозвучали смертным приговором. Я мечтала подарить Диме наследника, а вместо этого оказалась в операционной под рёжек аппаратов.
Очнулась в белой палате, где седовласый хирург смотрел на меня как на приговорённую:
— Доченька, простите. Сделали всё возможное.
Лишь при выписке поняла смысл его слов. Они спасли жизнь, но отняли надежду на материнство. Не решалась сказать правду Диме — боялась, что он сбежит, узнав о моей «неполноценности». Соврала, что лечила цистит. Не знаю, поверил ли он, но его мать, Людмила Степановна, точно учуяла подвох.
За десять дней до свадьбы мы планировали съездить на Валдай — отдохнуть перед хлопотами. Но аврал на работе заставил меня задержаться. Вернувшись раньше срока, застала в прихожей обрывки разговора, от которых похолодели пальцы. Голос свекрови гремел:
— Ослеп, что ли? Она же с тем Артёмом крутит романы! Целую неделю в гинекологии валялась — это тебе не флюорография!
— Мама, там просто обследование… — робко пробовал возразить Дима.
— Да очнись! Сделала аборт, да ещё криворукий врач попался! Я-то понимаю, зачем девок туда кладут! Свадьбу отменяй, пока не поздно! Позорище на весь район!
Мир поплыл, я упала, ударившись виском о дверной косяк. Очнулась за столом, где Людмила Степановна разливала чай с притворной нежностью:
— Отошла, голубушка? Выпей-ка с мёдом. Вам с Димкой надо потолковать. Я погуляю.
Дима избегал моего взгляда, вертя в руках обручальное кольцо:
— Ярослава, свадьбу переносим. Ты ещё слаба после… после всего.
— После чего, Дим? После того, как твоя маман нашептала тебе сказок про аборт?
Он покраснел, и это стало страшнее любых слов.
— Я готов простить, если ты признаешься. Все мы ошибаемся.
— Простить?! У меня была внематочная! Я чудом выжила! Молчала, чтобы не ранить тебя! А ты веришь её бредням?!
— Артём до сих пор звонит мне, понимаешь? Говорит, что ты… что вы…
— Это ложь!
— Тогда почему скрывала правду?
— Боялась, что сбежишь, узнав, что я бесплодна!
— Прости, но я не верю. Возьму паузу. Поживу у родителей.
Он ушёл, хлопнув дверью. Мои слёзы, моя боль — всё стало неважным. Его поглотили материнские фантазии. Это конец.
Теперь, пока он под крылом у Людмилы Степановны, я осталась одна — с пустой квартирой и разбитым сердцем. Как дышать, когда будущее рассыпалось, как старый пряник? Не знаю.
