— Спасибо не сказала, что с её ребёнком сидела, да ещё и обозвала вруньей, — с горечью говорит Татьяна Сергеевна.
— Я же не железная, — вздыхает она, проводя рукой по поседевшим волосам. — Шестьдесят пять уже, здоровье не то, а заботы будто снежный ком — катятся и растут. Не против помочь. Не против с внучкой повозиться. Но когда за доброту в ответ слышишь упрёки — больно до слёз.
Сын её — Сергей, тридцать четыре года. Жена его, Ольга, младше на четыре. Живут душа в душу, вместе уже одиннадцать лет, но вот со свекровью у невестки отношения прохладные. Ни ссор, ни криков, но и душевности — тоже.
Сначала Татьяна Сергеевна искренне радовалась, когда узнала, что будет внучка. Леночку полюбила сразу — весёлая, светловолосая девчушка, к бабушке так и льнёт. Даже не просили, а она сама предлагала: то с вечера посидеть, то из садика забрать, то на дачу взять на пару дней.
Но постепенно помощь превратилась в обязанность. Лену стали «подкидывать» всё чаще. Выходные, праздники, будни — без разницы. А однажды Ольга и вовсе заявила: «Пусть пока не ходит в садик перед школой — посидит с вами».
— Устала, ей-богу. Не отказываюсь, но годы уже не те — то давление скачет, то суставы ноют. А тут и накормить, и развлечь, и подготовка к школе. Лена ведь не малютка — шесть лет, характер, энергии — хоть отбавляй, — вздыхает Татьяна Сергеевна. — Но терпела. Люблю же.
А потом — как гром среди ясного неба. Волосы. У Лены густые, длинные, ниже лопаток. Уход — целый ритуал: мытьё, сушка, расчёсывание, косы… Без фена на даче — мука.
— Да я не настаивала! Просто сказала: «Может, чуть-чуть подравняем?» Лена сама захотела. Думала, мама разрешила. А она… — голос дрожит от обиды. — Звонит, кричит, что я врунья, что внучку настраиваю против неё, что манипулирую.
Бедой запахло, когда Ольга увидела дочь. Подстриглась Лена по плечи — и будто мир для невестки рухнул. В глазах Ольги свекровь стала злодейкой, которая подрывает её авторитет.
— Что за несправедливость? — сокрушается Татьяна Сергеевна. — Разве я заслужила такое? Я даже ножниц в руках не держала. Лену подруга её постригла, пока я в магазин сходила. А виновата — я. И Сергей молчит. Даже не позвонит.
Запрет видеть внучку ударил больнее всего. Девочка скучает, тянется к бабушке, а она даже не знает, как у неё дела. И всё из-за пустяка, который раздули до масштабов предательства.
— Наверное, надо было жёстче стоять на своём. Или молчать, терпеть. Но я устала. Делала, как могла. А теперь вот так… — голос срывается.
На подоконнике у Татьяны Сергеевны до сих пор лежит рисунок — Лена подарила весной. Солнце, берёзки и они — бабушка с внучкой, рука в руке. Каждый день смотрит на него Татьяна Сергеевна и шепчет: «Прости меня, Леночка. Люблю тебя, родная».
Вывод прост: доброта без границ порой оборачивается болью. Надо уметь и помощь предлагать, и себя беречь. А то и внучку не увидишь, и сердце разорвётся.
