Кто бы мог подумать, что в нашей, казалось бы, обычной семье скрывалась такая тайна. И самое обидное — когда правда всплывает, виноватыми оказываются те, кто ни при чём. Вот так и я оказалась крайней.
Всё началось за неделю до Нового года, когда мы с мужем собрались к его родителям на семейный ужин. И вот, за столом у Сергея, моего мужа, возникла идея — подарить его отцу и матери ДНК-тест. Вроде бы невинное развлечение, сейчас многие так делают — интересуются своими корнями.
Но как только об этом зашла речь, лицо свекрови побелело. Она отвела меня на кухню и, нервно перебирая края фартука, попросила не дарить этот тест. Я спросила, в чём дело. Она поколебалась, но потом призналась: «Он приёмный…»
Будто обухом по голове. Моему мужу уже 25, а оказывается, он не их родной сын. Его взяли из детдома, когда ему было всего несколько месяцев. У него есть родные брат и сестра — дети свекрови, а он… словно чужой. Но самое поразительное — она уверяла, что любила его не меньше, а может, даже больше: «Он мой сын, пусть и не по крови! Я за него жизнь готова отдать!» — проговорила она, сдерживая слёзы.
Я спросила: «Почему не рассказать ему? Почему молчали столько лет?» Она только вздохнула: «Боялись, что он почувствует себя лишним. Всё равно ничего бы не изменилось…»
А потом неожиданно добавила: «Раз уж ты знаешь… Может, ты ему и скажешь?» Я онемела. То есть теперь я должна взвалить на себя эту ношу, разрушить его представление о себе? Она объяснила, что раз он меня так любит, то легче примет правду от меня. Мол, я смогу его успокоить, поддержать, он быстрее простит. Но я отказалась. Чётко сказала: «Это ваша правда. Вы должны были рассказать ему сами — ещё когда он был маленьким. Не перекладывайте на меня». На этом разговор оборвался — в кухню вошли свёкор и сам Сергей.
Прошло несколько месяцев. Сергей всё-таки сделал тест — просто для себя. Когда пришли результаты, всё вскрылось. Его ДНК не совпадало с анализами брата и сестры. Он был в шоке. Долго выяснял, пытался поговорить с родителями, но в ответ — только недомолвки, уклончивые ответы. Его мир рухнул. В какой-то момент он просто перестал с ними общаться. Полностью. Больше года — ни слова.
А недавно позвонила свекровь. Голос обвиняющий, дрожащий: «Это из-за тебя! Ты должна была сказать! Ты же знала!» У меня внутри всё сжалось. Почему я? Я ведь просила её — скажи сама, скажи честно. У тебя было двадцать пять лет. Почему теперь это моя вина?
Конечно, мне было тяжело. Я надеялась, что он простит их. Не хотела, чтобы он жил с этой болью. Но я не виновата. Это не я врала. Не я молчала четверть века.
Теперь Сергей часто говорит об усыновлении. Я его полностью поддерживаю. Он хочет стать таким родителем, какого у него не было — честным, любящим, открытым. Говорит, что никогда не станет скрывать правду от своего ребёнка, потому что никто не должен жить во лжи.
И я верю, что у него получится. Он будет прекрасным отцом. Потому что знает, каково это — расти в семье, где тебе не сказали самого главного.
