Мы с Ларисой всегда хотели быть хорошими родителями. Не деспотами, не нравоучителями, а просто опорой для своих детей. Воспитывали сына и дочь в ласке и гармонии. У нас дома царило доверие: не лезли в их телефоны, не следили за каждым шагом, не орали, не унижали. Все проблемы решали за общим столом, словами, а не криками. Я думал, что так и надо — с уважением. Но теперь вижу: дети приняли нашу мягкость не за мудрость, а за слабость.
Может, надо было жёстче. Внимательнее. Но родных ведь долго видишь сквозь призму любви, а не реальности. Мы не замечали, как наши дети становились чёрствыми, равнодушными, корыстными. Просто не хотели в это верить. А зря.
Однажды я приболел и остался дома. Дочь не знала. Ей было 17. Она пришла с подругой и сразу направилась на кухню. Достали вино, начали болтать. Сначала — обычный треп. Потом я услышал:
— Мы с братом опять стянули деньги из отцовского кошелька. Он даже не замечает. Они у нас вообще лохи — ничего не видят и не понимают…
У меня внутри всё оборвалось. Моя дочь, которая называла меня «пап», обнимала и смеялась, — сейчас говорила обо мне, как о пустом месте. Хамила, ржала, издевалась над нами с Ларисой. И я вдруг понял — это не случайные слова. Это правда, которую я раньше не хотел видеть.
Я зашёл на кухню. Подруга замолчала сразу. Дочь долго не замечала меня, пока не услышала шаги. Обернулась — и лицо её побелело. Взгляд — как у воришки, пойманного на месте. Мы переглянулись, но ни слова не сказали. Я просто взял воду из холодильника и ушёл.
В тот же вечер я поставил замок на дверь спальни. Когда Лариса пришла, я рассказал ей всё. Смягчил, где мог. Она плакала. Потом призналась, что давно чувствует — дети отдалились, но надеялась, что это возрастное.
Они, конечно, быстро сообразили, что что-то не так. Начали атаку: «мам», «пап», помощь, забота. Но мы больше не верили. Через пару месяцев маски слетели. Холод, безразличие, закрытые двери. Они перестали притворяться.
Когда сыну исполнилось 18, мы с Ларисой приняли решение: продали трёшку, купили детям двушку, но оставили её на себя. А себе взяли недострой в Подмосковье, достроили за год. Стали жить для себя. А дети… Нас забыли.
Ни звонков, ни визитов. Только когда нужно: «родители, помогите деньгами». Всё. Мы поняли — в них нет тепла. Только расчёт.
Тогда мы приняли последнее решение: завещания не будет. Всё — дом, земля, счёт — отдадим благотворительному фонду. Пусть лучше помогут тем, кто в этом нуждается, чем тем, кто считает, что им всё должны.
Может, когда-нибудь они поймут. Может, осознают, что родители — не банк, что доверие — не глупость, что любить — не значит терпеть предательство.
А пока — мы живём. Тихо. Спокойно. С уверенностью, что всё сделали правильно.
