— Ты мне никто! — крикнула Света, хлопнув дверью так, что задрожали фарфоровые фигурки в буфете. В квартире воцарилась мёртвая тишина. Татьяна опустилась на табурет, сжимая в руках кружку с остывшим чаем.
— Мам, что-то случилось? — заглянула на кухню младшая Алёна.
Татьяна лишь молча покачала головой. На ресницах дрожали слёзы.
— Опять Светка орала?
— Учительница звонила… — прошептала женщина. — Да ладно, ерунда…
Алёна подошла и обняла мать за плечи:
— Мам, ну не переживай. Всё образуется. — Хотя девочке было всего двенадцать, в ней чувствовалась недетская мудрость. Порой казалось, что она рассуждает взрослее, чем её четырнадцатилетняя сводная сестра.
Через час с работы вернулся Дмитрий. В воздухе запахло жареной картошкой. За стол сели все, кроме Светы.
— А где она? — спросил он, глядя на пустой стул.
— Дуется, — ответила Алёна, осторожно пробуя борщ.
Дмитрий взглянул на жену. Та опустила глаза.
— Классная руководительница звонила. У Светы вышли двойки по всем предметам. Я попыталась поговорить… — Татьяна замолчала, сжимая салфетку.
Дмитрий поднялся и направился к детской. Постучал.
— Не входи! — донеслось из-за двери.
— Я один. Можно?
Дверь приоткрылась, и Света, убедившись, что за отцом никого нет, неохотно пропустила его.
— Что за беспорядок? — он окинул взглядом разбросанную одежду и пустую пачку от «Доширака».
— Таня опять… — начала было девочка, но отец перебил:
— Я сам звонил Ирине Михайловне. Ты реально проваливаешь учёбу. В чём дело, Света?
Девочка молчала. Сунула тетради в рюкзак.
— Я не требую, чтобы ты любила Таню, но уважать её обязана. Ты каждый день причиняешь ей боль.
— А она мне — нет? Ты сводил её с Алёнкой в «Ашан», а я одна торчала дома!
— Ты забыла, что я тебя тогда наказал за ночную вылазку к Катьке?
— Конечно! Я — выродок, а Алёна — ангел!
— Хватит! — голос Дмитрия стал резким. — Ты перегибаешь палку!
Он вышел, не дожидаясь ответа. На кухне Татьяна сидела, сцепив пальцы. Слова застревали в горле. Взглянув на мужа, она промолчала. Лишь через минуту прошептала:
— Я больше не знаю, что делать. Света отталкивает меня, ревнует тебя. Я старалась, честно… но так и не стала для неё хоть кем-то важным.
— Я знаю, Тань, — Дмитрий обнял жену. — Но что нам делать?
— Нам нужно разъехаться. Ненадолго, — с трудом выдавила Татьяна.
— Что? — он отпрянул. — Ты серьёзно?
— Может, если она поймёт, что ты рядом только с ней, что-то изменится…
Света слышала каждое слово, притаившись у двери. В груди вспыхнула надежда. «Папа снова будет жить со мной».
Утром Дмитрий объявил дочери, что они переезжают в старую «однушку». Алёна разрыдалась. Ворвалась в комнату сестры и закричала:
— Ты ненавидишь мою маму и крадёшь у меня отца! — и выбежала, хлопнув дверью.
Света не ожидала такого поворота. Сначала она ликовала, пока не поняла, каково жить без Татьяны. Никто не стряпал. Никто не помогал с уроками. Отец пропадал на работе, а ей приходилось варить пельмени и стирать свои колготки. Он стал жёстким, резким, нетерпеливым. Не как Таня, которая терпеливо объясняла, даже когда ей кричали в лицо.
Приближался день рождения. Света решила испечь торт. Нашла рецепт, замесила тесто… но не доглядела. Корж подгорел. Когда отец вернулся, он увидел дочь, рыдающую над чёрной массой в форме.
— Пап… давай вернёмся, — прошептала она, уткнувшись в его куртку. — Прости меня. Я люблю тебя… и Таню… и Алёну…
— Я тоже люблю тебя, солнышко. Но просто так вернуться не получится. Мы их обидели. Сначала нужно спросить, хотят ли они нас видеть.
Света молчала. Ей было мучительно стыдно.
— Ты должна понять, — сказал Дмитрий, — Татьяна может и не мать тебе, но она заслуживает уважения. И ты должна извиниться.
Всю ночь Света не могла уснуть. Впервые за долгое время в ней не было злости — только стыд и боль. Утром она сама попросила отца отвезти её к Тане и Алёне.
Она извинилась. Искренне. Со слезами. Перед Татьяной. Перед Алёной. А через пару дней впервые за всё время прошептала: «Мама… прости меня».
И никто не мог сказать, кто в этот момент плакал сильнее.
