Холодным февральским утром Матрёна стояла у окна, глядя на мокрый двор, где подтаявший снег обнажал потрескавшийся асфальт. Погода стояла унылая, безветренная, и эта тишина давила, как тяжкий камень на сердце. Взгляд её скользнул по детской площадке, где когда-то она провожала сына в армию, дочь — в школу. Теперь же там играли чужие ребятишки, бегали чужие мамаши, и даже жизнь вокруг казалась чужой.
«Вот она, старость, — прошептала Матрёна. — Нежданная, одинокая, как осенний лист на ветру.»
В просторной горнице стоял огромный дубовый стол — тот самый, за которым они с Иваном мечтали в воскресные дни нянчить внуков, варить щи да кашу, собирать всю родню. Но Ваня ушёл слишком рано. А внуки… Были, да не близко.
Дочка, Акулина, давно уехала за границу — в Германию. Там у неё и карьера, и дом, иная жизнь. Мать с собой не звала. Младший, Григорий, жил в Москве, но на другом конце города — в престижном районе. Навещал. Редко. Раз в месяц. По воскресеньям забегал на часок — чай, да пироги, да расспросы о делах. У него двойня — Ванюша да Петька, уже в школу пошли.
Сердце Матрёны болело не от лет, а от пустоты. Она взяла потрёпанный семейный альбом. Свадебное фото: Иван — молодой, в белой косоворотке, с гармонью в руках. Ах, как он играл! Как она его любила… Как всё тогда кипело, звенело, дышало жизнью.
Резкий звук телефона вырвал её из воспоминаний. Соцсеть. Сообщение от Марфуши, школьной подруги:
«Матрёна, дорогая! У меня юбилей, собираю наш выпуск. Приходи, а?»
Матрёна задумалась. О чём рассказывать? Дом, пенсия, редкие звонки детей. Но решила пойти. Всё-таки юбилей. Вечер. Повод.
Семь одноклассников. Шум, смех, тёплые объятия. Марфа Семёновна, та самая Марфуша, суетится между кухней и залом — то закуски поднести, то тост произнести. Матрёна помогает, улыбается. Вспоминают школьные походы, костры, первые влюблённости, проделки учителей. И вдруг — стук в дверь.
«О, Андрей пришёл!» — радостно воскликнула Марфа и поспешила открывать.
В комнату вошёл мужчина — статный, с благородной сединой в волосах и добрыми морщинками у глаз. Поздоровался за руку с мужиками, а потом, улыбнувшись, повернулся к Матрёне:
«Здравствуй, Матрёнушка! Сколько лет, сколько зим!»
Она растерялась. Не узнала. И лишь через миг — озарение.
«Батюшки, да это же Андрюха! Мы же с тобой с первого по пятый за одной партой сидели!»
Матрёна рассмеялась. Вспомнила. Маленький озорник, с которым учительница велела не садиться — слишком шумный был. А вышло — все пять лет просидели бок о бок. Теперь он был совсем другим. Спокойный, мудрый, с тёплым взглядом.
Говорили всю ночь. Он рассказал, что жил в Питере, преподавал математику, потом развёлся — жена сбежала с коллегой. Сын взрослый, остался там. А он вернулся на родину. Соскучился.
Когда гости стали расходиться, Марфа вдруг хитро предложила:
«Матрёнушка, останься, помоги мне посуду перемыть.»
«Нет, нет, пойду. Недалеко же.»
«Я провожу, — неожиданно сказал Андрей.»
И они пошли. Матрёна взяла его под руку, и шагали они по морозному вечеру, под мягкими снежинками, освещёнными тусклым светом фонарей.
«Зима нынче тёплая, — заметил он.»
«Да, и правда, — кивнула она.»
«Я думал, тут холодно. А оказалось — тепло. Знаешь, почему?»
«Почему?»
«Потому что рядом ты.»
Они дошли до её дома. Стояли у подъезда, говорили, смеялись. На душе было так легко, будто вернулась молодость.
Когда Матрёна зашла в квартиру, телефон снова пискнул.
«Завтра в кино сходим, Матрёнушка?»
Она посмотрела на экран, прижала телефон к груди и улыбнулась.
Одиночеству больше не было места в её жизни.
