2 мая. Воскресенье.
С утра пораньше ко мне на двор зашла соседка — вся в слезах, волосы растрепаны, руки трясутся. Это была Светлана Петровна.
— Пропало всё! — всхлипывала она. — Теплицу разгромили, весь урожай! На помидоры и огурцы надеялась, детям на зиму закатки, да и на рынке продать хоть что-то… Теперь конец!
— Не кручинься так, Светлана, — успокаивал я её. — Вместе починим. Мой Василий — мастер на все руки, поможет.
— Какой Василий… — вздохнула она. — Мой-то, Алексей, третью неделю в запое. Всё на мне. А теперь и последние надежды рухнули…
Я призадумался. Помочь хотелось, но поведение соседки настораживало. В последнее время частенько к нам заглядывала — то соль попросить, то рассаду, то просто поболтать. И всегда при полном параде — будто не в огород, а на свидание собралась.
А дело было вот в чём. После бесконечных ссор и измен мужа Светлана положила глаз на моего Василия — человека спокойного, работящего, непьющего. Чем я хуже? — её, видимо, эта мысль грызла. Она и видом получше, и хозяйка расторопная. Да только так просто меня со своего места не сдвинешь — пришлось хитрость пускать в ход.
Решила она пойти ва-банк. Подговорила местного бездельника Петьку сломать свою же теплицу. Деньги ему отсыпала щедро — Светлана на такие траты обычно скупа. Жалко урожай? Ещё бы. Но если ради своего счастья — почему бы и нет?
Вот и пришла с утра — слёзы, жалобы, намёки. Всё для того, чтобы Василий пришёл, помог, оказался рядом.
Но мой Василий, хоть и добряк, — не дурак. Сразу смекнул, что Светлана что-то затеяла. Отказать — обидеть, пойти — дать ей надежду. И он поступил мудро.
Отправился к её мужу, Алексею, и поговорил с ним по-мужски:
— Ты, брат, гляди за своей, — сказал он. — Бригадир ихний, Игорь, к ней не равнодушен. И деньги суёт, и в город зовёт. А она, между прочим, отказывает — тебя ждёт. Дороже семьи для неё ничего нет…
У Алексея будто пелена с глаз упала. Да, пьёт, орет, семью запустил. А жена-то у него — и красивая, и верная, терпит, любит… А он что? Сам всё губит. А ведь правда — уведут, и будет поздно…
На следующий день Алексей сам взялся чинить теплицу. Потом снял все накопления с заначки и отдал Светлане. Та даже рот открыла — не ожидала.
— Поедем в Сочи, — сказал он. — Отдохнём, как в молодости. Столько лет вместе, а чужими стали.
Светлана воспрянула духом. По магазинам металась, платья новые купила, всем подругам радость свою выставляла. Забежала и ко мне — похвастаться, что жизнь наладилась.
А я лишь улыбнулся. Всё понял. Но промолчал. Моего Василия никто не переманит. Ни за подарки, ни за слёзы, ни за хитрые уловки.
Просто закрыл за ней дверь и пошёл к мужу — обнять, поблагодарить и, если честно, немного собой гордиться. За него, за нашу семью. И за то, что, в отличие от некоторых, счастья на чужой беде не строю.
Вывод прост: если сердце чистое — никакие хитрости не страшны. А чужая корысть — как та теплица, хрупкая и ненадёжная.
