Сорок лет под крылом: как мокрый котёнок распахнул дверь
В тот день, когда Злате стукнуло сорок, мир перевернулся. Она жила с родителями в просторной «хрущёвке» в Екатеринбурге. Днём корпела над документами в юридической конторе, вечерами — ужин под бормотание телевизора, редкие разговоры с отцом про цены на бензин, с матерью — про сплетни в подъезде. Всё было как у людей: тихо, чинно, правильно. Только счастья — ни капли.
Родители твердили: «Тебе бы, Златочка, мужа да детей, а не бумажки перебирать!» Но стоило ей привести хоть кого — разбирали на части: «Этот — как валенок неуклюжий, тот — денег не скопил, а вон тот — глазки бегают, небось мошенник!» И всё это — под соусом ласкового «мы же тебе добра желаем». Злата молчала. Любила их. Боялась обидеть. Жила — будто в чужой, но вылизанной до блеска квартире.
А потом был тот вечер. Ливень. У подъезда — комочек, мокрый, с дрожащими ушами. Котёнок. Злата подхватила его, за пазуху, в промокшем пальто. Дома налила молока в блюдце — малыш лакал, будто век не ел. Родители подошли. Замерли. А потом — будто плотину прорвало.
«Гадить будет! Обои исцарапает! Всю мебель в труху!» — орала мать, хватаясь за виски. Отец, красный, тыкал в телефон: «Вот приют, везешь — сию минуту!» Сунули ей в руку пятьсот рублей — «на расходы» — и буквально вытолкали за дверь с картонной коробкой.
Злата села в старенькую «Ладу». Котёнок — тёплый, доверчивый — свернулся у неё на коленях. За окном плыли огни города, а в голове вдруг прорезалось: «Сорок лет. Нет ничего своего. Даже зубной щётки — всё «временно». Как будто я тут на птичьих правах». Слёзы. Потом — злость. Потом — решение.
Нашла объявление: однушка в Чкаловском районе, недорого. Позвонила. Перевела задаток. Когда заперла за собой дверь, поставила коробку на пол. Из неё вылез Васька — так она его назвала — потянулся и запрыгнул на подоконник. А Злата села на голый пол и засмеялась. Впервые за годы — её никто не контролировал. Никто не рылся в её вещах. Просто — плати за аренду и живи.
А дальше — будто пелена спала. На прогулке с Васькой (теперь — упитанным хамом в ошейнике) она встретила Сергея. Слесарь, руки в масляных пятнах, смех — как гром среди ясного неба. Кофе в ларьке. Потом — ужин у него. Потом — его носки в её стиральной машине.
Родителям звонила редко. Если начинался «концерт» — вешала трубку. Может, со временем привыкнут. А может — и нет. Но теперь у Златы была своя жизнь. С кривоватым диваном с барахолки, с Сергеем, который не боялся её мамы, с Васькой, делившим подушку пополам.
Иногда свобода начинается с мокрого комочка у подъезда. С жалости. С первого шага — от «надо» к «хочу». От духоты — к ветру в лицо.
