Константин стоял у окна своей новой квартиры в Лобне, и воздух вокруг казался тяжёлым, словно свинец. Он задыхался в собственной жизни. Всё, что прежде было надёжным и неизменным, теперь рухнуло, как карточный домик. Он всматривался в хмурое небо и вдруг осознал: назад дороги нет.
Когда-то у него была семья. Надежда — жена, с которой он прожил пятнадцать лет. Терпеливая, рассудительная, с золотыми руками. Две дочери, уют в доме, дача в Серебряных Прудах, совместное дело. Всё было как у людей, стабильно… и до тоски обыденно. Каждый день — один и тот же сценарий. Разговоры — о ремонте и уроках, заботы — о кредитах и школьных собраниях. Константину казалось, что он заперт в четырёх стенах, пусть в тёплых и уютных.
Но однажды в их проектный отдел взяли новую сотрудницу — Алёну. Молодая, дерзкая, с искоркой в глазах. Она смеялась его шуткам, смотрела с обожанием, нечаянно касалась плеча. В нём пробудилось забытое чувство — азарт, интерес, будто он снова двадцатилетний. Он стал задерживаться на работе, исчезать по вечерам. Надежда молчала, и он даже был ей благодарен — меньше вопросов, меньше упрёков.
Но Алёна не была невинной. Она знала, чего хотела. И хотела Константина. Они стали чаще оставаться вдвоём, встречаться после работы, делить ужины, разговоры, а потом и постель. Он и сам не заметил, как увлечение превратилось в нечто большее. И однажды, не выдержав внутреннего разлада, он собрал вещи и ушёл.
Надежда встретила его молчанием. Ни истерик, ни сцен. Только посмотрела в глаза и сказала:
— Запомни этот день, Константин. Ты сам его выбрал.
Первые месяцы с Алёной казались праздником. Она была нежной, весёлой, страстной. Он чувствовал себя живым, нужным, любимым. Но вскоре маска спала. Алёна стала капризной, раздражительной, упрекала его в невнимательности, в маленькой зарплате, в том, что он вечно за компьютером. И тогда впервые ему захотелось вернуться… туда, где было тихо и надёжно.
Повод нашёлся сам — Надежда позвонила и попросила отвезти девочек на дачу на выходные. Он согласился, надеясь сбежать хоть ненадолго от нового дома, который начал его давить. С дочками он провёл три дня. Они пекли блины, катались на санках, смеялись без устали. Он даже удивился, как просто и хорошо было с ними. И тогда впервые за долгое время сердце сжала тоска — по тому, что он так легкомысленно потерял.
Он позвонил Надежде. Хотел поговорить. Объясниться. Вернуться. Она выслушала. А потом сказала:
— Условия просты. Ты бросаешь Алёну. Уходишь. Начинаешь с чистого листа. Но помни: доверия уже не будет. Это будет другая жизнь, не прежняя.
Он не ответил сразу. Всё казалось слишком жёстким. Слишком окончательным. А потом Алёна сказала, что ждёт ребёнка. Он молчал. А потом глухо прошептал: «Я буду отцом…»
Радость смешивалась со страхом. Он не был уверен, любит ли её. Не знал, этот ребёнок — спасение или капкан. Он чувствовал, что всё, построенное на обмане, не может быть прочным. Его разрывало на части — между дочерьми и будущим сыном, между Надеждой и Алёной, между прошлым, которое он предал, и настоящим, которое его пугало.
Они встретились с Надеждой в Измайловском парке. Он всё рассказал, без прикрас. Просил прощения. Она долго молчала, а потом сказала:
— Константин, теперь всё понятно. И мне даже легче стало, знаешь? У тебя будет сын. У меня — новая жизнь. Возврата нет. Не потому, что я тебя ненавижу. А потому, что я себя уважаю.
Он поднялся, посмотрел на неё. Сильную, спокойную, взрослую. Совсем другую. И вдруг понял — он всё потерял. Сам. По собственной воле. И теперь ему некуда идти. Только вперёд — по дороге, которую выбрал сам. Даже если она ведёт в тупик.
