*Запись в дневнике*
Дочь, о которой никто не знал…
Алина не винила себя за то, что родилась. Но тяжесть обстоятельств, при которых она появилась на свет, давила так, что порой хотелось раствориться. Её существование не было ошибкой — лишь страстью. Одним мгновением, которое отец яростно скрывал от всех. Особенно — от своей семьи.
Её мать, тогда ещё юная студентка, закрутила короткий, почти невинный роман с преподавателем из Московского университета. Он был женат, растил дочь — Свету. Картинка идеальной жизни: фото в рамках, подписанные открытки, видимость благополучия. А мать Алины — лишь эпизод. Но эпизод, изменивший всё.
Отца она почти не знала. Только редкие визиты, когда он появлялся с пакетом конфет и новыми книгами. Они гуляли в парке Горького, где он осторожно держался на расстоянии, но глаза выдавали его. Запомнился один день — случайная встреча втроём: он, Света и она. Тогда ей показалось, что всё возможно. Что папа — не тайна, а человек, которому не нужно прятаться.
Иллюзия. Её называли «плодом греха». Он сам бросил эти слова — не ей, а матери. Говорил, что не разрушит семью, что у него есть Света, жена, устоявшийся быт. Но и бросить Алину совсем не мог. Так она и жила — на краю его жизни, как тень на старой фотографии.
На похоронах отца Алина стояла в сторонке. Наблюдала. Света рыдала, её мать сжала губы. Алина молчала. Внутри всё горело. Она вглядывалась в черты Светы, ища сходства с собой. Один отец. Но у Светы он был целиком, а у Алины — лишь украденные часы.
В завещании фигурировала квартира. Бабушкина, в старом арбатском переулке. Отец оставил её Алине. Не жене, не Свете — только ей. В этом жесте было всё: признание, запоздалое, безмолвное, но настоящее.
В нотариальной конторе воздух гудел. Взгляды жгли. Алина едва сдерживала дрожь. Света смотрела на неё, будто та украла что-то святое. В её глазах читалось: боль, злость, непонимание. Алина хотела крикнуть: «Мне не нужна квартира! Мне нужно место в памяти отца!» Но промолчала. Потому что знала — в их мире её не ждали.
Вечером она сидела в пустой, неуютной квартире. На подоконнике — остывший чай. В воздухе пахло пылью и воспоминаниями. Она вспомнила, как он пришёл однажды под ливень. Мокрый, злой, уставший, но с книгой и шоколадкой. Тогда он просто сел рядом и гладил её по волосам. Без слов. Только тепло. В тот миг она почувствовала себя дочерью.
Теперь этого не вернуть. И будущего у них не будет. Света её не примет. Мать Светы — тем более. Их можно понять. Кто захочет делить память? Даже обиду?
Но отказаться она не могла. Не из-за квадратных метров. Из-за права быть.
Алина знала: для них она навсегда останется чужой. Но, может, однажды Света поймёт: она тоже не выбирала, как родиться.
И если когда-нибудь, случайно столкнувшись на улице, Света просто скажет: «Привет» — без злобы, без упрёков, Алина ответит:
— Привет. Мы… похожи, правда?
Если это случится — значит, не зря. Значит, хоть на миг она перестанет быть «ошибкой». Станет дочерью. Настоящей.
*Вывод: Иногда признание приходит слишком поздно. Но даже его тень — уже свет.*
