**Чернильные следы на старых письмах**
Письмо пришло в обычном сером конверте, без обратного адреса. Почерк был незнакомый — неровный, будто человек давно не держал ручку в руках. Но в этих угловатых буквах было что-то до боли знакомое, будто каждая из них знала её имя. На штемпеле — дата: три недели назад. Лариса сразу поняла, от кого. Сердце сжалось и застучало неровно, будто спеша наверстать целых шестнадцать лет.
Она не видела Виктора со злополучной осени, когда он просто закрыл за собой дверь и ушёл — не забрав ни пальто, ни бритву, ни даже ту самую фотографию у Байкала, где они оба смеялись. Он оставил всё: недопитый чай, раскрытую книгу на столе и тишину — самое тяжёлое из того, что мог оставить. Эта тишина въелась в стены, в шторы, в промежутки между днями. Его молчание стало последним словом, и оно болело дольше всего.
Письмо пролежало на кухонном столе почти час. Лариса ходила кругами, делая вид, что занята — мыла тарелку, перекладывала газету, вытирала уже чистый стол. Наконец, взяла нож и аккуратно вскрыла конверт. Внутри — плотная, чуть шершавая бумага с пятнами чернил, будто рука дрожала или писалось впопыхах. Она провела пальцами по строчкам, словно пыталась ощутить не буквы, а дыхание человека, который их выводил.
*«Лариса. Не знаю, жива ли ты. Это письмо — не попытка вернуть прошлое. Я знаю, что нельзя. Да и не хотел бы. Просто хотел сказать — я помнил. Не всегда, но чаще, чем признавался себе. Смешно, да?»*
Она прочитала строки шёпотом. В комнате стало тихо, будто даже старые часы перестали идти. Воздух загустел, как перед ливнем. Время замерло.
Она опустилась на стул. В воздухе стоял запах вчерашней картошки и немного подгоревшего сала. В памяти всплыли отрывки: как он катался с ней на коньках, как ловил рыбу на Оке, как однажды подарил печатную машинку: «Пиши, ты же так хорошо рассказываешь!» Тогда она отмахнулась — не до сочинений было. А теперь остались только эти письма.
Письмо было коротким. Внизу — адрес. Маленький городок под Тверью. Он был там. Или хотел, чтобы она так думала. Этот адрес оказался не приглашением, а признанием: *«я всё ещё помню»*.
На следующее утро она села в автобус.
Не из-за тоски. Не из-за прощения. А потому что не могла оставить письмо на столе, будто незашитую рану. Потому что легче доехать до одного места, чем всю жизнь бояться выйти из дома. Потому что иногда проще рискнуть, чем вечно гадать: «а вдруг…».
Автобус трясло по разбитой дороге, за окном мелькали заснеженные поля, покосившиеся избы, покинутые колодцы. На каждом повороте ей чудился знакомый силуэт. Она не слушала музыку, не читала — просто смотрела вперёд, будто за следующим холмом ждал ответ.
Дом оказался старым, из тёмного дерева. Калитка скрипела, как в дешёвом кино. Табличка с номером почти стёрлась. Она стояла у ворот, медленно дыша, а потом толкнула створку.
Дверь открыл он. Согнутый годами, с палкой в руке. Волосы поседели, но взгляд остался тёплым. И в этом взгляде было всё: и вина, и тоска, и шестнадцать лет молчания.
— Лариса?
Она кивнула.
— Заходи.
Они не бросились в объятия. Не плакали. Просто сели за стол. Чайник булькал на старой плите. В воздухе пахло чабрецом и пылью.
Они молчали долго. Но молчание было не грузом, а мостом — от неё к нему.
— Думал, я не приеду? — наконец спросила она.
Он помедлил, пожал плечами.
— Думал, ты научилась жить без меня. Ты ведь всегда была крепче.
— Я стала другой, — сказала она. — Не крепче. Просто тише.
Потом она взглянула на его руки. На столе лежал клочок бумаги с расплывшимся чернильным пятном — точь-в-точь как в письме.
— Больше никому не писал, да?
Он медленно покачал головой.
— Только тебе. Даже если не отправлял. Всё — тебе.
— Я не простила, — сказала она. — Но приехала. Может, этого хватит.
Он кивнул. Потом, будто по привычке, достал старую печатную машинку. Ту самую. Она узнала её сразу — скол на корпусе, потёртая клавиша «Л».
— Всё ещё работает, — сказал он. — Иногда печатаю. Письма, которые не отправляю. Будто разговариваю, только без ответов.
Лариса посмотрела в окно. За стеклом тихо падал снег. Ровный, беззвучный. Чистый — как чистый лист.
— Может… сегодня напишем что-нибудь вместе?
Он взглянул на неё. В глазах стало светлее. Он не ответил — лишь слегка улыбнулся.
И этого, на самом деле, хватило.
