Когда дверь захлопнулась, Алексей даже не вздрогнул. Он сидел на кухонном табурете босой, в застиранной футболке и выцветших джинсах, сжимая в ладонях остывшую кружку с недопитым чаем. Из прихожей донеслись два щелчка в замке — и всё. Она ушла. С чемоданом, с щёткой для волос, с флаконом духов, чей аромат ещё витал в воздухе. С голосом, смехом, с привычным шорохом утренних сборов — всё исчезло разом. Без скандала. Без прощания. Почти деликатно.
Он поднялся, подошёл к окну. Внизу, на шумной московской улице, жизнь шла своим чередом: мальчишки гоняли на великах, бабушка кормила воробьёв, девушка выгуливала шумного той-терьера. Город жил, будто не замечая, что чей-то мир только что рассыпался. Потом он вернулся на табурет. Не заплакал. Не налил себе водки. Просто сидел, будто всё происходящее — не с ним. Как зритель, оставшийся в пустом зале после спектакля, в тщетной надежде, что занавес снова поднимется.
С Ириной они были вместе восемь лет. Были поездки на электричках под Звенигород, ночёвки в палатке у озера, долгие ссоры и примирения за чашкой чая, смех сквозь слёзы. А потом — тишина. Не потому что кончилась любовь. А потому что исчезли слова. Она что-то рассказывала — он кивал, не слыша. Он шутил — она делала вид, что смеётся. Тишина стала привычной, как старый халат — некрасивым, но уютным.
Он заметил, что теряет её, ещё год назад. Сначала пытался вернуть — покупал тюльпаны у метро, предлагал съездить в Ялту, приносил кофе с корицей в постель. А потом смирился. Как с осенью, когда ты упрямо ходишь без шапки, пока не схватишь насморк. И вдруг понимаешь — уже поздно.
Теперь он был один. Не брошенный. Не вдовец. Просто пустой.
Он бродил по квартире, как по музею. Брал в руки её вещи: заколку, компактную пудру, флакончик с лавандовым маслом, от которого теперь пахли его пальцы. Листал книги с её закладками. Не читал — просто держал. Будто в страницах осталось тепло её рук.
В ванной — её расчёска с тёмными волосками. В прихожей — шарф на вешалке. Не знал, оставила ли она их нарочно. Или забыла. Или хотела, чтобы он помнил: она ещё не ушла до конца.
Под вечер он вышел на улицу. Шёл без цели. Через дворы, мимо школы, где когда-то учился. Мимо пекарни, где она покупала ему плюшки с маком. Мимо аптеки, где они вместе выбирали лекарства от гриппа. И вдруг вспомнил, как однажды она стояла у окна, мокрая с ног до головы, а он вытирал её волосы старым полотенцем. Тогда она прошептала:
— С тобой так тихо…
Он подумал — это комплимент. Только сейчас понял: это был крик. Беззвучный. Шёпот: «Поговори со мной… Хоть раз».
На следующий день он не пошёл на работу. Тишина в квартире была такая густая, что её можно было потрогать. Она давила на плечи, оседала в лёгких. Алексей ходил по комнатам, будто боясь разбудить воздух.
Он открыл шкаф. Её половина почти пустая. Почти. Висело одно платье. Синее, с мелкими белыми пуговицами. Она надела его на день рождения подруги. Тогда он подумал: «Какая красивая». Но не сказал.
Снял платье, повесил на спинку стула. Сидел напротив. Весь день. Будто ждал, что оно оживёт. Будто оно — последний свидетель.
Он начал говорить. Вслух. Тихо, как в исповеди. Говорил о том, что недоговаривал. Что любил, но не показывал. Что боялся, но делал вид, что всё в порядке. Говорил, потому что больше не мог молчать. Даже если некому было слушать.
Через неделю он сел на автобус и поехал к её матери. Не за надеждой. За правдой. Бросил в почтовый ящик конверт с письмом. Написал, что не будет мешать. Не будет ждать. Но если вдруг ей станет важно знать, что кто-то всё ещё здесь — он будет. Без условий. Просто будет.
Прошло три месяца. Он не звонил. Не искал. Жил. Медленно. Впервые за долгое время стал слушать музыку — не фоном, а по-настоящему. Заметил, как пахнет весна. Услышал, как лопаются почки. Стал отвечать на вопросы не сразу. Стал жить не внутри себя, а снаружи.
И вот однажды вечером раздался стук. Два раза. Глухо. Как ключ в замке.
Алексей замер. Потом встал, подошёл к двери.
Открыл. На пороге стояла Ирина. В пальто, застёгнутом на одну пуговицу. Без сумки. В руках — жёлтая тетрадка. Та самая. С заложенной внутрь ручкой.
— Привет, — тихо сказала она. — Я кое-что перечитала. И поняла.
Он ничего не ответил. Просто отступил в сторону. Молча. Она вошла, будто не уходила, а просто вышла ненадолго. Сняла пальто. Оглядела квартиру. Взгляд упал на стул.
На нём висело то самое синее платье.
Она подошла, провела пальцами по ткани. Улыбнулась. Не сказала ни слова.
Но в комнате стало теплее. Не от слов. От того, что в тишине появился кто-то ещё.
Иногда мы теряем не человека — а звук его дыхания. И если повезёт, он вернётся. Без объяснений. Просто будет рядом. Просто — снова задышит.
