Аромат свежего кофе и румяных булочек наполнял кухню уютом. Десять лет с Дмитрием. Десять лет тихого семейного счастья. Татьяна наслаждалась утром — солнечные зайчики на скатерти, сопение их дочки Светы в соседней комнате. Полная идиллия.
Резкий звонок в дверь нарушил покой. На пороге стоял Игорь, сын Дмитрия от первого брака. Глаза его блестели странным возбуждением, щёки пылали.
— Пап! — выпалил он, переступая порог. — Она вернулась! Мама! Вчера! Снимает квартиру в центре… Говорит, скучала по нам!
Имя «Лариса» повисло в воздухе, как гром среди ясного неба. Та самая. Которая пятнадцать назад исчезла в «счастливом будущем» с греческим бизнесменом, бросив шестилетнего Игоря на попечение растерянного отца и пожилых бабушки с дедушкой. «Навсегда!» — стояло в том единственном прощальном письме. Теперь она вернулась. С пустыми руками, но не с пустыми надеждами, подумала Татьяна, ощутив холодный камень в груди.
Встреча в дорогом ресторане напоминала театральную постановку. Лариса ворвалась розовым вихрём шифона и густых духов.
Она сыпала жемчужинами страданий: «Ужасный брак!», «Он оказался чудовищем!», «Я так тосковала по сынуле!»
Ее пальцы, увешанные кольцами, то и дело тянулись к руке Дмитрия. «Димочка, помнишь, как мы…?» Он едва заметно отодвинулся, лицо — вежливая маска, но Татьяна уловила его напряжение. Игорь же смотрел на мать заворожённо, ловя каждое слово, каждую слезинку на её накрашенных ресницах.
Первая атака последовала глубокой ночью. Телефонный звонок разорвал тишину. Лариса рыдала в трубку, заглушая шум воды:
— Дима! Помоги! Кран сорвало! Вода льётся! Я одна… Не знаю, что делать!
Дмитрий молча встал, оделся. Татьяна лежала, глядя в потолок, слушая его шаги. Он вернулся через два часа, пахнущий холодом и сыростью.
— Починил? — тихо спросила Татьяна.
— Прокладка. Ерунда. — Он скинул куртку, сел на край кровати. — Она… в полотенце встретила. Говорит, вода весь гардероб залила. — В его голосе не было ни волнения, ни смущения. Лишь усталое раздражение. — Старый трюк.
Потом была «темнота». Днём раздался звонок, голос Ларисы тонкий и испуганный:
— Дима, в подъезде… свет мигает! Как в фильме ужасов! Боюсь выйти! Игорь в университете… Хлеба купить не могу!
Он поехал. Купил хлеб. Лампа действительно мигала. Он вкрутил новую. Дверь её квартиры распахнулась. Она стояла в полупрозрачном халате, томно облокотившись о косяк.
— Мой герой! — прошептала она сладким голосом. — Зайдёшь? Кофе сварим… Поболтаем… Как раньше?
Дмитрий вежливо, но твёрдо покачал головой:
— Поздно. Таня ждёт. И без кофе мне хватает энергии.
Он ушёл, оставив её в дверях. Её лицо на миг исказила злобная гримаса, быстро сменённая привычной маской беспомощности.
Кульминацией стал звонок Игоря, срывающийся от паники:
— Пап! Срочно! Маме плохо! Упала… Темнеет в глазах! Дышит тяжело!
Дмитрий вскочил, но в его движениях не было прежней тревоги. Он приехал. Лариса лежала на диване в театральной позе, одна рука драматично прикрывала лоб, другая — небрежно отбрасывала край шёлкового халата.
— Дима… — прошептала она, открывая глаза. — Я так испугалась… Одна…
Он не подошёл. Взглянул на пустую бутылку из-под вина на полу. Вызвал скорую. Пока ждали, спросил у Игоря спокойно, как о погоде:
— Что ела? Пила?
— Мама сказала, что это от стресса… — смущённо пробормотал сын.
Врачи констатировали лёгкое отравление. Лариса пыталась уцепиться за рукав Дмитрия, когда он уходил:
— Не бросай меня… Мне так страшно…
Он аккуратно освободил руку.
В его глазах, когда он встретился с Татьяной дома, она прочла не сострадание, а усталое, горькое презрение к этому дешёвому спектаклю. «Знакомая пьеса, — сказал он позже на кухне. — Только декорации новые. Она всегда играла беспомощность, когда ей что-то было нужно. Помнишь, я рассказывал, как перед отъездом к тому греку она вдруг «заболела» и «не могла без моей поддержки»? А потом — бац, письмо. Я был костылём. Сломался костыль — нашла новый. Но я не костыль, Таня. Не хочу и не буду им. Особенно для неё.
Потерпев неудачу с Дмитрием, Лариса обратила всё внимание на Игоря.
Её жалобы стали громче, слёзы — обильнее, особенно когда сын был рядом. «Твой отец бросил меня, как тряпку!», «Она его настроила против нас!», «Мы же родные! Она здесь чужая!» Слова, как ядовитые шипы, впивались в сознание юноши. Игорь начал огрызаться на Татьяну, его визиты к отцу стали редкими и напряжёнными. Однажды он хлопнул дверью, услышав от отца вежливый отказ помочь Ларисе с «срочным» переводом документов.
— Почему ты такой жёсткий?! — крикнул Игорь, лицо его исказила обида. — Ей плохо! Она одна! Она плачет!
Дмитрий встал. Казался выше и твёрже обычного. Спокойствие его голоса было страшнее крика.
— Игорь. Я помогаю твоей матери, когда помощь действительно нужна. Я не обязан быть её мужем, психологом или слугой. У меня есть семья. Здесь. Ты. Таня. Света. И Таня здесь не «чужая». Она моя жена. Я её люблю и уважаю. И требую того же от тебя. Что до слёз… — он замолчал, глядя сыну в глаза. — Ей плохо, потому что мир не крутится вокруг её желаний. Она сделала выбор пятнадцать лет назад. Теперь время жить с ним. Не разрушая чужое. Я не вернусь к ней. Никогда. Заруби это на носу.
Финальный акт разыгрался на дне рождения Дмитрия. Лариса явилась без приглашения, как призрак прошлого, в платье, слишком молодом и откровенном. В руках —Дорогая коробка с часами, о которых он когда-то мечтал в другой жизни, дрожала в её руках, но когда Дмитрий твёрдо попросил её уйти, а Игорь наконец увидел истинное лицо матери, Лариса поняла, что её спектакль окончен, и, хлопнув дверью, навсегда исчезла из их жизни, оставив после себя лишь урок: настоящее счастье нельзя построить на обмане и манипуляциях.