Ой, внучки мои, садитесь поближе, расскажу вам историю, которую мне тут, в доме престарелых, соседка по палате пересказала. Меня-то, старую, сюда родня упекла, вот я теперь только слушаю разные бывальщины да вам их пересказываю. А эта — про Катю, её мужа Славу и сестру Лену. Ох, и больная же история, слушайте.
Сидели они как-то за ужином, Катя, Слава и Лена, сестра её. Мясо запекали, пахло на всю квартиру, а Слава поднимает бокал:
— За семью! Чтобы крепче была!
Но глаза его не на Катю, а на Лену. А та салфетку теребит, едва улыбается, будто что-то её гложет. Катя же всё видела — как Слава Лене пальто подаёт, как над её шутками хохочет, как они замолкают, когда она в комнату заходит. Но молчала, привычка у неё такая была — не замечать.
— За семью, — откликнулась Катя, отхлебнув виноградного сока.
Лена глаза подняла, а в них такая тоска, что Кате аж жутко стало.
— Лен, ты в порядке? — спрашивает.
— Да устала, работы много, — отмахнулась Лена.
А Катя знала, что у сестры сейчас затишье на работе, но промолчала. Молчание — её щитом было.
Слава вдруг кашлянул:
— Кстати, о работе. Мне проект в другом городе одобрили. Через месяц уезжаю, на полгода, а может, и дольше.
Катя аж похолодела.
— На полгода? — переспросила. — А отпуск летом?
— Кать, это же шанс! — горячо он. — Раз в жизни такое бывает!
Говорил он ей, а смотрел на Лену. А та в тарелку уставилась, будто там ответ на всё. Катя же заметила, как под столом рука Славы Ленину накрыла. Лишь на миг. Лена руку отдернула, будто обожглась. А Катя сидела и смотрела — на мужа, что сияет, и на сестру, что вот-вот рассыплется.
Ужин закончился как-то скомкано. Лена на головную боль пожаловалась, собралась домой.
— Я подвезу, — сразу Слава.
— Тебе же в другую сторону, — заметила Катя.
— Для сестры не жалко, — отмахнулся он.
В дверях обернулся, в глазах — решимость:
— Нам надо поговорить, Кать. Серьёзно. Как вернусь.
Оставил её одну, с запахом недоужина и тревогой в сердце.
Две недели Катя жила, как в тумане. Слава звонил каждый вечер, рассказывал про «проект», про новый город, квартиру. Но голос его был чужой, механический. Спрашивал, как дела, а ответов не слушал. Катя к Лене тянулась:
— Может, в кино или по магазинам?
Но та ускользала:
— Я устала, Кать, давай в другой раз.
Лена и выглядела измученной — похудела, тени под глазами. Катя замечала, как сестра руку на живот клала, будто что-то скрывала.
Подозрение росло медленно, как яд. Сначала — упаковка от теста на беременность в Ленином мусоре. Потом — просторные свитера, хоть Лена всегда талией хвасталась. Сердце у Кати сжималось, но она ждала.
Развязка пришла в среду вечером. Катя сидела на диване, когда зазвонил телефон. Слава.
— Привет, — сказала она.
Он молчал, только дыхание слышно.
— Я больше не могу врать, Кать, — наконец выдавил. — Я не вернусь. Дело не в проекте. Дело в Лене. Мы любим друг друга.
Катя закрыла глаза. Боль в груди застыла, стала камнем.
— У нас с твоей сестрой будет ребёнок! — выпалил он.
И тут Катя засмеялась. Сначала тихо, потом громче, слёзы потекли. Смех был невесёлый, а горький, как из дешёвого сериала.
— Кать, ты что? Плачешь? — испугался Слава.
— Нет, — выдохнула она. — Просто поняла, какой ты дурак.
Бросила трубку. Истерика прошла, оставив ясность. Камень в груди стал опорой. Катя оделась, вызвала такси и поехала к Лене.
Та открыла дверь — растрёпанная, в халате, глаза красные. Увидела Катю — и отступила.
— Он тебе сказал? Прости… — начала Лена.
— Где он? — перебила Катя, спокойно, аж страшно.
Лена заткнулась. Катя оглядела квартиру — куртка Славы, его кроссовки, два бокала на столике.
— Хватит врать, Лен. Хотя бы сейчас.
— Кать, мы любим друг друга! — выкрикнула она. — Я знаю, это ужасно, но так получилось!
Катя ждала, пока сестра замолчит.
— Ты беременна, — сказала, не спрашивая.
— Да, — прошептала Лена, прикрыв живот. — У нас будет ребёнок.
Катя подошла ближе. Лена вздрогнула, ожидая крика.
— Почему ты не спросила меня, Лен? — тихо сказала Катя. — Я бы тебе рассказала. Мы со Славой три года пытались завести ребёнка. Обследования, врачи. Слава бесплоден. Абсолютно.
Лицо Лены изменилось — удивление, отрицание, ужас.
— Нет… Он говорил, что проблема в тебе…
— Конечно, — грустно улыбнулась Катя. — Врать легче. Украсть чужую жизнь — проще, чем признать правду.
Она направилась к двери.
— Поздравляю, сестрёнка. У тебя будет ребёнок. Но мой муж к этому непричастен.
Дверь захлопнулась. Ночной воздух был свежим, Катя вдохнула полной грудью.
Прошло пять лет. Раны зажили, Катя выучила новый язык, сменила работу, переехала в город у моря. Сидела в кафе, мешала кофе, ждала Андрея — собирались взять щенка из приюта.
Вдруг дверь открылась — вошла Лена с мальчиком. Худая, уставшая, в сером свитере. Увидела Катю — и замерла, хотела уйти, но сын потянул к пирожным.
— Мам, хочу с ягодкой!
Лена села подальше, но Катя чувствовала её взгляд. Камень в груди давно рассыпался, осталась лишь лёгкая грусть. Мальчик, симпатичный, светловолосый, не был похож ни на Славу, ни на Лену.
Лена вдруг подошла.
— Привет, — тихо сказала.
— Привет, Лен.
— Я не знала, что ты здесь… Как ты?
— Всё хорошо, — пожала плечами Катя.
Лена нервничала.
— Кать,
