Трудный выбор
Я опять задержался в офисе. Алёна сидела за кухонным столом и поглядывала на остывший ужин. Запах запечённой курицы с ароматом розмарина смешивался с дымом свечи, которую она зажгла два часа назад воск стекал каплями, как тихие слёзы. Телевизор тихо гудел, рассказывая о погоде, но я её не слышал. Вместо этого она прислушивалась к скрипу лифта в подъезде и к звуку шагов на лестничной площадке не его ли?
Дверь всё не открывалась.
Она могла бы позвонить и спросить: «Где ты?» или «Я волнуюсь». Но зачем? Я бы ответил, как обычно, коротким «Скоро» или раздражённым «Не доставай меня». Потом я подойду, уткнусь в телефон, и между нами повиснет тяжёлое молчание будто мы не пара, а два одиночки.
Мы жили вместе уже пять лет.
Вчера Катя, моя подруга, прислала фото с крестин сына. На фоне счастливые лица, красивое платье, её муж держал малыша на руках. А сегодня в ленте мелькнуло новое свадебное фото наших общих знакомых.
Когда же вы? спрашивали их.
Мы не спешим, отмахивался я.
Но Алёна уже надоела мне эта отговорка.
Ты вообще хочешь на мне жениться? спросила она.
Я только что вошёл, снял куртку, потянулся к холодильнику за пивом. Вопрос застал меня врасплох рука замерла на полпути.
Конечно, хочу, ответил я, но голос звучал глухо, будто слова застряли в горле. Сейчас не лучшее время для этого вопроса.
А когда будет лучше? она взяла вилку, будто впервые её видела. Когда ты купишь квартиру? Получишь повышение? Или когда нам обоим стукнет по сорок?
Я отвернулся, будто искал спасения в этикетке бутылки.
Не заводись, ладно? Я устал.
Я тоже устала, прошептала она.
Я уже шел в душ, оставляя за собой тишину, густую, как утренний туман, в котором мы оба терялись годами.
Я рос, наблюдая, как рушится семья.
Я помнил отца того, каким он был раньше: весёлым, сильным, подбрасывающим меня, пятилетнего, к потолку. И того, каким стал после: с пустым взглядом, вечно пахнущим перегаром, бросающим в мать тарелки.
Лучше никакого отца, чем такой, однажды вырвалось у меня в разговоре с другом.
Тогда я дал себе слово: если завести семью, то только такой, какой не будет повторять ошибок отца.
Но уверенности не было.
Алёна была полной противоположностью моей матери спокойной, терпеливой, без истерик. И всё же
Каждый раз, когда она осторожно поднимала тему свадьбы, я ловил себя на мысли:
«А вдруг я ошибаюсь? Внутри меня спит монстр?»
Я видел, как после тяжёлого дня мои руки сжимаются в кулаки точно как у отца. Чувствовал, как поднимается раздражение, когда Алёна просила о чёмто. И хотя я никогда не поднимал на неё руку и даже голос, страх жил гдето глубоко:
«А что, если это только начало?»
Однажды, после особенно тяжёлого разговора, Алёна спросила прямо:
Ты боишься стать таким, как твой отец?
Я не стану таким, резко ответил я.
Тогда в чём проблема?
В том, что я не уверен, смогу ли я быть лучше него.
Она молчала, потом взяла меня за руку:
Никто не требует идеала. Я просто хочу, чтобы ты попробовал.
Но для меня «попробовать» означало риск разрушить ещё одну жизнь. Этот страх оказался сильнее даже любви.
Мне нужно сначала встать на ноги, сказал я, выходя из душа, вытираясь полотенцем. В глазах отразилась усталость двенадцатичасового рабочего дня. Хочу, чтобы у нас было идеально.
Алёна сидела за столом, ожидая меня. В её взгляде было и понимание, и уставшее разочарование мы вели этот разговор уже сотый раз.
А что для тебя «идеально»? спросила она, без упрёка, лишь с искренним интересом.
Я замер. Я часто произносил это слово, но никогда не задумывался о его содержании. В голове всплывали картинки: просторная квартира в центре (хотя мы уже снимали уютную двушку у метро), новый автомобиль (а моя старенькая Lada всё ещё верно служит), должность директора (хотя я уже зарабатывал в три раза больше среднего по Москве).
Я не ответил, потому что понял: моё «идеально» пустой рекламный баннер, глянцевый снаружи, но пустой внутри. Я ждал волшебного момента, когда звёзды сойдутся, финансы удвоятся, и я вдруг превратусь в «идеального» мужа, отца, добытчика.
Алёна наблюдала, как меняются мои выражения. Она знала эту мою черту умение загонять себя в ловушку нереалистичных ожиданий.
Знаешь, наконец сказала она, осторожно подбирая слова, идеальный момент никогда не наступит. А мы можем быть счастливы здесь и сейчас, такими, какие есть.
Я посмотрел на нашу небольшую квартирку на книжные полки, собранные вместе, на фотографии путешествий, на кота Мурку, мирно спящего в кресле. И впервые задумался: а может, «идеально» это не условия, а мы сами? Но страх шага в неизвестность заставил меня промолчать.
Я лишь схватил пульт, выключил телевизор и принял телефон, давая понять, что разговор окончен.
Я любил Алёну.
Любил, когда она смеялась над моими глупыми шутками за завтраком. Любил, как она ворчала во сне, когда я тянул одеяло к себе. Любил даже её привычку оставлять чашки с недопитым чаем по всей квартире каждая такая находка заставляла меня улыбнуться.
Но я также любил тишину.
Ту, что наступала, когда Алёна уезжала к родителям на выходные. Любил свои привычки бросать носки где попало, не включать свет, засиживаться за играми до трёх ночи, спонтанно съезжать с друзьями на рыбалку без объяснений.
Зачем нам штамп в паспорте? спрашивал я, обнимая её за плечи, пока она мыла посуду. Мы и так вместе. Разве этого мало?
Алёна хотела большего.
Не кольца с бриллиантами, не пышного банкета. Ей нужно было почти осязаемое, но важное ощущение выбора. Чтобы каждое утро я просыпался и сознательно решал быть с ней, не по привычке, а по желанию.
Штамп это не про обязательства, говорила она, глядя в глаза. Это про то, что среди всех возможных жизней ты выбираешь именно эту. Именно нас.
Я отводил взгляд. Я знал, что уже выбрал её давно. Но слово «навсегда» всё ещё пугало своей окончательностью. Как будто подписываясь в ЗАГСе, я навечно прощался с тем беззаботным парнем, который мог в любой момент уйти куда угодно.
А если мы разведёмся? вырвался вопрос, будто я долго носил его в себе. Я стоял у окна, спиной к Алёне, глядя на вечерний город, но в голове крутились картины счета адвокатов, делёжка имущества, пустые комнаты.
Что? замерла Алёна.
Ну это же дорого. Ипотека, алименты я говорил методично, как будто просчитывал бизнесплан, а не конец отношений. Ты же знаешь, как у моего коллеги было полквартиры отдал, ещё и ребёнка платит
Алёна встала и с горечью улыбнулась смех был почти беззвучным, как выдох из тонущего корабля.
Ты даже развод уже продумал, а жениться боишься, произнесла она, без злости, лишь с усталым пониманием. Смешно, что ты боишься развода больше, чем того, что можем потерять друг друга сейчас. Развод цифры, документы, конкретные потери. А любовь для тебя абстракция, верно?
Я обернулся, в глазах была растерянность. Я не ждал такой реакции. Я готов был к ссоре, к слезам, к молчаливой обиде, но не к этой ясной правде.
Я просто начал я, но слова застряли в горле. Что сказать? Что я пытался защитить нас обоих? Что хотел предусмотреть все варианты? Это звучало бы как оправдание, и мы оба это знали.
Алёна подошла, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Её лицо было спокойно, но в глазах блестела новая решимость.
Если ты уже сейчас думаешь, как мы будем расходиться, тихо сказала она, значит, мы уже расходимся. Просто ещё не оформляли это бумажками.
Она повернулась и вышла, оставив меня одного с расчётами, страхами и внезапным осознанием: все мои попытки заглянуть в будущее могут сейчас разрушить настоящее.
Финал
Мы расстались в один из тех обычных будних дней, когда жизнь не меняется. Без криков, без разбитой посуды просто Алёна пришла с работы на час раньше и начала тихо собирать вещи. Я застал её за этим, когда вернулся домой.
Ты уезжаешь? спросил я, застыв в дверях.
Алёна аккуратно складывала в чемодан свитера, которые я так любил видеть на ней. Её движения были точны и выверены ясно, что решение не спонтанное.
Да, ответила она, не поднимая глаз. Я сняла квартиру в центре.
Я почувствовал, как земля уходит изпод ног. Я представлял этот момент сотни раз, но теперь понял, что совсем не готов.
Мы можем начал я, но Алёна перебила:
Нет, Андрей. Не можем. Я дала нам месяц после того разговора. Ты даже не пытался.
Она закрыла чемодан тихим щелчком. Этот звук прозвучал громче, чем хлопнувшая дверь.
Алёна ушла не потому, что разлюбила. Любовь странная штука, она не исчезает мгновенно. Она ушла, потому что наконец поняла: мой страх перед обязательствами оказался сильнее чувства. Я боялся не брака, а самого осознанного выбора.
Я не ждал обещаний на всю жизнь, сказала она у двери. Я просила лишь одного чтобы ты выбрал нас здесь и сейчас. Но ты так и не решился.
Я остался один. В квартире, стала слишком большой. Со свободой, которая теперь казалась слишком громкой. С телефоном в руке, где уже был набран номер Алёны и стертый пять раз подряд.
Я был свободен. Совершенно свободен. Мог делать, что угодно уезжать с друзьями на выходные, задерживаться на работе до ночи, оставлять носки где попало. Но в первую же ночь я лёг на диван, смотрел в потолок и вспоминал, как Алёна ворчала во сне, когда я тянул одеяло.
И так и не понял, что страшнее потерять её или потерять себя. Потому что, когда её не стало рядом, я с ужасом осознал: может, настоящий я тот, кто смеялся с ней над глупыми шутками за завтраком. А тот «свободный» я, за которого я так цеплялся, лишь мальчишка, прячущийся от жизни за списком отговорок.
Утром на кухне я увидел её любимую чашку с недопитым чаем. Машинально помыл её, поставил в шкаф и только потом понял, что теперь некому будет оставлять такие чашки по всей квартире.
