Я больше не могу жить во лжи, шепнула Зинаида Петровна, отрываясь от тарелки, пока они ужинали.
Ты что, с ума сошла? Сколько это стоит? Лариса почти уронила меню, когда увидела цены на десерты.
Зинаида лишь отмахнулась, поправив шарфик на шее, и улыбнулась тем же спокойным выражением, которым обычно встречала незваных гостей в доме, где всегда бардак.
Да ладно, Лариса, раз в год можно позволить себе немного роскоши, её голос дрожал, хотя она пыталась звучать беззаботно. Официант! Два тирамису и по кофе, два американо.
Молодой официант с зачёсанными назад волосами кивнул и исчез, будто тень. Лариса наблюдала за ним недоумённым взглядом, а затем снова обернулась к подруге.
Зина, ты же уже на пенсии. Откуда у тебя такие деньги? Мы могли бы просто посидеть в обычном кафе, зачем… Она протянула взгляд по залу, где мерцали мраморные столешницы, хрусталь и белоснежные скатерти. Даже воздух здесь пах роскошью, нотами чужих духов и свежих цветов в высоких вазах.
Потому что мне это нужно. Именно здесь, именно сегодня, Зинаида сжала салфетку настолько сильно, что пальцы побелели. Она всегда заботилась о своих руках, мазала их кремом каждый вечер, зимой носила перчатки. Лариса вспоминала, как в юности они мечтали о красивых, изящных руках, как у балерин. У Зины руки до сих пор были ухоженными, маникюр нежно-розовый, но сейчас они дрожали.
Зинаида Петровна, что происходит? Лариса наклонилась к столу, понизив голос. Ты больна?
В её голове сразу появились страшные картины: рак, диабет, проблемы с сердцем. В их возрасте всё возможно.
Нет то есть да не знаю, Зинаида сняла очки, протёрла их краем шарфика и надела обратно. Красные глаза выдавали недавний плач. Я просто устала, Лариска. Так устала
Трапеза пришла: два тирамису, покрытых какао и веточкой мяты, и ароматный кофе. Лариса взяла ложку, но не стала пробовать, лишь крутил её в пальцах.
От чего устала? От жизни? Мы все устали: пенсия копеечная, цены растут, дети звонят раз в месяц, внуки приезжают только на праздник. Ты не одна.
Нет, Зинаида покачала головой, её волосы выглядели тускло, хотя обычнo она красилась в хорошем салоне. Я устала врать. Каждый день, каждую минуту. Врать детям, тебе, соседям, себе.
Лариса отложила ложку, сердце сжалось.
Какая ложь, Зина? О чём ты?
Зинаида откинулась на спинку стула, закрыла глаза. На веках дрожали тушью накрашенные ресницы. В свои шестьдесят восемь она всё ещё держала осанку и грацию, вызывая у Ларисы лёгкую зависть.
Геннадия нет, произнесла она тихо и открыла глаза. Его уже полтора года нет.
Тирамису стало для Ларисы приторным, хотя она его и не попробовала. В горле пересохло.
Как так? Ты же на прошлой неделе говорила, что он собирается на рыбалку с Петровичем.
Умер. Инфаркт. На даче, пока копал грядки. Я нашла его вечером, он лежал лицом в землю, ещё держал лопату. Голос был ровным, будто она рассказывает о чужом человеке.
Лариса ощутила леденящий холод по спине, но слова застряли в горле.
Я вызвала скорую, продолжала Зинаида, руки дрожали сильнее. Они приехали, констатировали. Потом морг, похороны. Я его похоронила на Троекуровском кладбище, рядом с его родителями.
Почему ты никому не сказала? Мы же встречаемся каждую неделю! Я бы помогла, поддержала
Не знаю, Зинаида наконец взяла ложку, попыталась откусить тирамису, но положила её обратно. Сначала думала, что скажу после похорон. Потом Светлана из Петербурга позвонила, спросила, как папа, передай привет. Я не смогла. Сказала, что всё хорошо, что папа в гараже возится. А сама стою у окна, смотрю на кладбище, которое видно с балкона, и начинаю врать.
Господи, Зина
Дальше стало легче, она улыбнулась кривой, безрадостной улыбкой. Врать, оказывается, просто. Главное начать. Светлана звонит, спрашивает про отца я рассказываю, что он на рыбалке, чинит машину, играет в домино с друзьями. Сергей из Москвы приезжал на мой день рождения в марте, тоже спрашивал, где отец. Я сказала, что он болен, лежит, встать не может. Сергей даже не стал навязываться, боялся заразиться.
Лариса слушала, не могла поверить. Геннадий Геннадий Иваныч, её друг со школы. Они вместе прошли много лет, ходили в гости, праздновали вместе. А теперь его нет, и она даже не знала, как сказать.
А Михаилу моему почему не сказала? спросила Лариса, голос дрожал. Он же тоже друг.
Потому что Михаил сразу позвонил бы Сергею или Светлане. Всё бы рассыпалось.
Зачем? Зачем всё это? Лариса схватила Зинаиду за руку, холодную, как лёд. Ты что, с ума сошла?
Наверное, Зинаида спрятала руку под стол. Когда его захоронила, в квартире стало так тихо. Тапки у порога, куртка на вешалке, а меня пугает не смерть, а то, что дальше делать.
Она говорила, а Лариса вспоминала, как они познакомились в институте. Зина в те годы встречалась с высоким красавцем, но потом пришла в слёзы, сказав, что её бросил. Через месяц она встретила Геннадия на танцах в профсоюзном клубе. Он был невысокий, в очках, но добрый. Сначала она не думала, что выйдет замуж, но он дарил цветы, стихи, и она влюбилась.
Мы прожили вместе сорок шесть лет, продолжала она, в голосе появилось дрожание. Сорок шесть! Я без него не умею. Утром ставлю чайник на две кружки, потом одну выливаю, смотрю телевизор, а рядом никого. Ночью просыпаюсь, тяну руку, а кровать пуста.
Валечка, родная
Не надо, Зинаида отряхнула слёзы, растёрла тушью лицо. Не жалей меня. Я сама виновата. Надо было сразу сказать, а я струсила. Пока вру, он жив в моём представлении, где он в гараже, на рыбалке, с друзьями. Признаюсь и всё, конец.
Лариса встала, обошла стол и обняла подругу за плечи. Зинаида сидела, слегка дрожа. Официант гдето рядом переставал с ноги на ногу, не зная, вмешиваться ли.
Вот почему я позвала тебя сюда, вытерла Зинаида глаза платочком, вынутым из сумочки. Хотела сказать в приличном месте, чтобы ты не кричала и не ругалась. Чтобы красиво всё было. Геннадий любил красоту, помнишь? Он говорил, что жизнь и так тяжела, её надо иногда украшать.
Помню, Лариса вытерла слёзы рукавом кофточки. Он каждый пятничный день дарил тебе цветы.
Сейчас я сама себе покупаю их. Хожу к цветочнику у метро, беру хризантемы, ставлю их в вазу и говорю вслух спасибо. Соседка снизу, наверное, считает, что я сошла с ума.
Тишина охватила их. Кофе остывал, тирамису размяк, теряя форму. За окном смеркалось, зажигались фонари, люди спешили по своим делам. Жизнь шла своим чередом, а в этом зале, у окна, рушился чейто маленький мир.
Что теперь будешь делать? спросила Лариса.
Не знаю. Хотела посоветоваться. Дети боятся, если узнают. Светлана обидится на всю жизнь. Она так любила папу, а я полтора года молчала.
Обидится, согласилась Лариса. Но потом простит. Дети прощают.
А ты? Простишь?
Лариса задумалась. Конечно, было обидно, ведь они были подругами с молодости, делились всем. Но сама она тоже скрывала правду: иногда Михаил напивался, а она покрывала это синяками от двери, а не от кулака. Каждый живёт во лжи; у когото она маленькая, у когото огромная.
Прости, сказала она. Я уже простила. Жаль, что ты одна всё это нести должна была. Надо было позвонить, я бы приехала.
Знаю, но не могла. Сразу беря трубку, слова исчезали. Легче было придумать очередную историю про Геннадия, чем сказать правду.
Зинаида наконец взяла кофе, отпила, поморщилась.
Холодный уже.
Закажем ещё?
Нет, хватит. Мне домой, таблетки от давления принимать.
Она рыскала в сумочке, достала кошелёк. Лариса попыталась заплатить, но Зинаида отмахнулась.
Я пригласила, я и плачу. Геннадий оставил небольшую страховку, хватает. На это, кивнула она, указывая на недоеденные пирожные, и на цветы по пятницам.
Выйдя на улицу, октябрьский ветер рвал пальто, проникая под куртку. Зинаида поёжилась, вдохнула холодный воздух.
Спасибо, что выслушала, сказала она. Теперь хоть одному человеку я сказала правду. Может, станет легче.
Станет, пообещала Лариса, хотя сама не была уверена. А детям когда скажешь?
Скоро. На днях. Сергей приедет на выходных, тогда и скажу. Позвоню и Светлане, пусть тоже придёт. Вместе будет легче.
Хочешь, я пойду с тобой? Для поддержки?
Зинаида покачала головой.
Нет. Это я должна сама. Сама напутала, сама и распутаю. Ты просто будь рядом потом, когда они уйдут, а я останусь одна. Приходи, выпьем чай, посидим в молчании. Главное не быть одной.
Лариса крепко обняла подругу. Они стояли посреди улицы, две старые женщины, прижавшиеся друг к другу, как в юные годы, когда мир казался добрым, а беды мелкими.
Я приду, пообещала она. Обязательно приду. Приведу Михаила, пусть тоже попрощается с Геннадием у могилы.
Хорошо, Зинаида отряхнула слёзы и пошла к остановке, хрупкая фигурка в сером пальто. Лариса смотрела ей вслед, размышляя о хрупкости человеческой жизни, о том, как легко её можно разбить, а собрать заново уже отдельная битва.
Через несколько дней Зинаида позвонила, голос осипший, усталый.
Сказала, коротко бросила она.
Как они?
Светлана плакала три часа подряд. Сергей молчал, только стучал кулаками по столу, потом спросил, зачем я это сделала. Я объяснила, как могла. Не знаю, понял ли.
Поймут. Время лечит.
Надеюсь. Сейчас они на кладбище. Я отказалась идти, не могу больше смотреть. Лариска, приедешь?
Иду.
Лариса приехала через полчаса. Зинаида открыла дверь, бледная, но будто светлейшая.
Проходи, чай поставила.
На кухне они пили чай с баранками. Зинаида рассказала, как Сергей кричал, что она ненормальная, Светлана обещала приехать в следующем месяце и остаться. В конце они все обнялись и заплакали, каждый о своём.
Знаешь, пробормотала она, откусывая баранку, мне действительно полегчало. Больше не нужно придумывать, где Геннадий, что он делает. Он умер, и это ужасно, я скучаю, сердце разрывается. Но правда уже в моих руках.
Жить во лжи тяжко, кивнула Лариса. Я тоже тебе не всё говорила, про Михаила, например.
Знаю, тихо ответила Зинаида. Видела синяки, слышала твои оправдания.
Почему молчала?
Потому что каждый выбирает, о чём молчать, а о чём говорить. Ты молчала про Михаила, я про Геннадия. Теперь обе сказали.
Михаил уже полгода не пьёт, призналась Лариса, закодировался, стал добрее, даже недавно принёс букет без повода.
Видишь, люди меняются.
Чашки опустели, Зинаида провожала Ларису к двери, обняв её на прощание.
Спасибо, что не осудила, что была рядом.
Не за что. Мы же подруги.
Подруги, согласилась Зинаида, впервые за долгое время улыбаясь понастоящему.
Лариса шла по улице, размышляя о том, что у каждого своя ложь, своя правда, своя боль. Важно иметь рядом того, кто выслушает, не осудит, просто будет.
Зинаида стояла у окна, глядела на кладбище вдалеке и шептала:
Прости меня, Геннадий. Я старалась, как могла, а получилось как всегда. Теперь всё. Я буду жить понастоящему, без вранья. Обещаю.
