Нежеланный ребёнок, сплотивший нашу семью
Наша семья никогда не купалась в золоте. Я отчётливо помню, как мама светилась от счастья, когда соседи приносили нам детские вещи. Сначала их носила я, потом — младшая сестра, Анечка. Новые наряды доставались нам редко, и каждый такой подарок судьбы превращался в маленький праздник. Мама держала крохотную лавку на базаре, доходы были скромные, а проверки сыпались как из рога изобилия — то санстанция, то налоговая, то ещё кто-нибудь с мутными бумагами.
Были и «неофициальные» визитёры — местные «крыши», требовавшие дань за «спокойствие». С ними разбирался папа — и словом, и делом. Он служил в полиции, поэтому умел вправить мозги нахалам, проводя с ними «профилактические беседы». Ему сулили взятки, но он не гнулся, в отличие от некоторых коллег, променявших погоны на толстые конверты.
Отец получал скромную зарплату, да и график у него был бешеный — то ночной вызов, то задержка до темноты, а дома он появлялся усталый, с каменным лицом.
Мы с Аней рано повзрослели. Я, как старшая, научилась готовить, убирать и присматривать за сестрой, чтобы мама могла перевести дух после тяжёлого дня.
Помню тот вечер, когда за ужином мама неожиданно объявила:
— Сегодня удачно торговала, скопила немного. Девочки, собирайтесь — едем на море, на недельку! Сашка, выбивай отпуск, хоть на пару дней!
Папа удивлённо хмыкнул:
— Начальство обрадуется… Придётся юлить…
Слово «юлить» тогда казалось мне волшебным, как ключик от потаённой двери.
Всё сложилось. Мы поехали на море. Это было похоже на сказку: родители не торопились, мы целыми днями валялись на пляже, ходили в дельфинарий. С Аней мы объедались пломбиром, а мама с папой смеялись и дразнили нас сладкоежками. Вернулись домой счастливые, но через месяц родители начали ссориться.
Крики гремели каждый день. Папа бушевал, что мама совершает ошибку, если не передумает. Мама оправдывалась, но стояла на своём, а отец требовал «уладить вопрос» в больнице. Сначала я не понимала, о чём речь, но, подслушав их ночной разговор, всё узнала: мама ждёт ребёнка. Отец не хотел третьего и настаивал на аборте, не произнося этого слова, но смысл был ясен.
Мама ходила как в воду опущенная, часто плакала в подушку. Лавку бросать было нельзя, и она тянула лямку, хоть сил уже не оставалось.
Вскоре к нам зачастила бабушка, папина мать. Она тоже уговаривала маму «одуматься» и «не нарываться». После её визитов мама выглядела ещё более разбитой. Однажды я подошла, обняла её и сказала, что знаю всё и очень хочу братика или сестрёнку. Пообещала помогать и не просить ни платьев, ни игрушек. Аня тут же присоединилась. Мама расплакалась, но теперь это были слёзы облегчения:
— Родные мои, как же я без вас?
С того дня она будто окрепла. Отец, видя, что срок идёт, а мама не сдаётся, начал приходить пьяным и орал до хрипоты.
В такие ночи мама спала с нами — с Аней на моей кровати, а я перебиралась на Анину.
И вот настал день, когда маму увезли в роддом. Отец был на службе. Перед тем как её унесли, она потрепала нас по головам:
— Ну, девчонки, еду за вашим братиком!
Через пару часов ворвался папа. Узнав, что мама в роддоме, он рванул туда на такси. Вернулся под утро, измождённый, но с ухмылкой до ушей:
— Дочки, у нас сын! Скогда мама с Игорем приедут!
Мы с Аней завизжали от восторга — и из-за брата, и потому, что папа стал снова похож на себя. Игорь действительно примирил всех, даже бабушка растаяла. Мы всей гурьбой забирали малыша из роддома, и было видно — он уже всех покорил.
