«Я разрушила брак сына, потому что невестка не могла родить. А потом жизнь показала мне, кто на самом деле заслуживает счастья»
Я всегда мечтала о внуках. Ещё когда мой сын Дмитрий бегал в коротких штанишках, я представляла, как буду нянчить малышей, вязать им варежки, учить говорить «бабуля» и таскать по магазинам в поисках самой красивой куклы или машинки.
Дмитрий — моя единственная радость. Свет в окошке. Муж ушёл рано, в сорок пять — инфаркт, вот и тянула сына одна, вкладывая в него всё: и копейку, и здоровье, и душу. Он стал смыслом моей жизни. И когда он вырос, отучился в МГУ, устроился на работу и привёл домой девушку — я обрадовалась.
Её звали Ольга. Скромная, хозяйственная, без капризов. Готовит борщ — пальчики оближешь, квартиру убирает до блеска, с мужем не спорит — ну просто мечта! Я подумала: вот она, идеальная жена для моего Димочки. Сыграли свадьбу, жили душа в душу. Сын расцвёл, стал ещё ласковее, улыбка не сходила с лица. Я радовалась.
Но через пару лет начались неудобные вопросы. «Ну что, бабушка? Когда же внуки?» — допытывались соседки, подруги, даже тётя Люда из бухгалтерии. Я отшучивалась. Потом не выдержала и спросила напрямую. Дмитрий ответил честно: у Оли проблемы по-женски. Детей, скорее всего, не будет.
Эти слова ударили меня, как ведро холодной воды. Как это — не будет внуков? Значит, наш род оборвётся? И зачем тогда я жила, зачем пахала, если всё на этом закончится?
Дмитрий воспринял новость спокойно. Сказал, что любит Олю, что семья — это не только дети, что они счастливы. А я… я не смогла смириться. Для меня это было поражением. И сама не заметила, как начала против невестки настоящую диверсию.
Я делала мелкие пакости. Нашептывала сыну, что Оля, дескать, ленивая, не так за ним ухаживает. Сравнивала её с соседской Маринкой, которая «как крольчиха — одного за другим». Устроила скандал, когда узнала, что Оля хочет взять девочку из детдома. Кричала, что чужие дети — не семья, что кровь — главное. Что мой внук должен быть родным, а не «подобранным».
Дмитрий молчал. А потом в один день собрал чемодан, подал на развод и съехал в арендованную однушку. Со мной перестал общаться. Я осталась одна.
Прошло полгода. Жила, как во сне. Без сына, без звонков. Однажды тётка Нюра с пятого этажа проболталась: Оля всё-таки взяла девочку. Назвали Светой.
А потом раздался звонок. Дима. Голос спокойный, без злости. Предложил встретиться. Мы сидели в тишине. Потом он сказал, что вернулся к Оле. Что они снова семья. Что у него теперь есть дочь.
Я не знала, что ответить. Кусала губы.
— Она называет меня папой, — сказал он, и голос дрогнул. — А Оля… Оля — самый добрый человек на свете. Если хочешь, познакомлю тебя со Светкой.
Я согласилась. Чисто из вежливости. Но когда увидела эту девчушку, сердце ёкнуло. Хрупкая, как тростинка, с огромными глазами. Подошла ко мне несмело, прошептала:
— Здравствуй, бабуля…
Я обняла её. И в этот момент что-то перевернулось. Все мои принципы — про кровь, про фамилию — рассыпались, как песок. Осталось только это тёплое чувство. Простое, как хлеб.
Теперь я вижу, как они живут. Как Светка растёт, как хохочет, как забирается к Диме на шею. И понимаю: Оля была права. Семья — это не гены. Это сердце. Это выбор. Это когда ты отдаёшь тепло тому, кто в нём нуждается.
Теперь я вяжу Светке носки, читаю ей сказки и катаю на каруселях. И каждый раз думаю: а ведь я могла потерять всё это — из-за своей упёртости, из-за глупых предрассудков.
Оля — золотая невестка. Она смогла то, на что у меня не хватило духу — подарить дом ребёнку, которого никто не ждал.
И теперь я знаю: иногда настоящая семья рождается не от крови — а от доброты и смелости любить.
