Моя невестка даже не пытается скрыть свою ненависть ко мне. Она позвонила и прямо заявила, что я стремлюсь разрушить её брак с Дмитрием.
Представьте: женщина, которая должна стать частью семьи, открыто демонстрирует ко мне презрение! И это при полном молчании моего сына. Да, вот она я — шестидесятилетняя жительница тихого городка под Нижним Новгородом, мечтавшая о крепкой семье и уважении. Я всегда понимала: воспитывать единственного ребёнка — как строить дом на песке. Всё вложишь в него, но никто не гарантирует, что не случится беды.
Светлана, моя невестка, с первой встречи напомнила мне вьюгу — неукротимую и холодную. Когда Дима впервые привёл её в наш дом, её пронзительные карие глаза будто выстукивали каждый мой изъян, каждую трещинку на обоях. Внутренний голос шептал: «Беги», но я заглушила его. Решила: пусть сын сам выбирает, с кем делить жизнь. О, если бы я тогда знала!
Первой трещиной стало её отношение к людям. Помню, в кафе она набросилась на официанта из-за слегка помятого пирожного. Её тон — будто она разговаривала с провинившимся крепостным. Я оправдывала её: стресс, усталость. Но теперь понимаю — это была маска, под которой скрывалось настоящее лицо.
Внешний вид её тоже резанул. Вместо скромного платья — обтягивающий комбинезон с декольте до пояса. Неужели нельзя было выбрать что-то приличнее для знакомства с матерью жениха? Видимо, ей плевать на моё мнение с самого начала.
После свадьбы они поселились в её трёхкомнатной квартире в Новосибирске. Месяц я сдерживалась, не звонила. Но сердце не камень — начала набирать номер сына. Света тут же взрывалась: «Хватит трепать нервы!» — кричала она так, что я слышала через трубку. Однажды застала их разговора: «Брось трубку, хватит ныть с ней!» — бросила она Дмитрию. Словно я попрошайка, а не мать.
Я вызвала сына на разговор. Он признался: у Светланы тяжёлое прошлое — парень бросил её с ребёнком под сердцем, после выкидыша лечилась у психиатра. «Это временно, мам», — твердил он. Но я видела — её злость глубже любой депрессии. Это не рана, а червоточина в душе.
А потом грянул гром. Узнав, что Дима рассказал мне о её прошлом, Светлана ночью набрала мой номер. Её голос звенел, как разбитое стекло: «Ты хочешь украсть у меня мужа, старая карга!» В тот момент я поняла — её любовь к сыну похожа на цепь: крепкая, но душащая.
Дмитрий молчит. Мой мальчик, которого я растила, читая сказки у керосиновой лампы, теперь будто под гипнозом. «Я сам решаю, мама», — говорит он, но в глазах читается страх. Живут они на её площади, в квартире с евроремонтом. Знаю — жильё нынче дороже золота, но разве это повод рвать родственные нити?
Иногда надеюсь: вдруг одумается? Но чаще ловлю себя на мысли — пора отпустить. Вырастила, выучила, дала путёвку в жизнь. Теперь его дорога — хоть в пропасть, хоть к звёздам. Только ночами, глядя на фото в старом альбоме, шепчу: «Вернись, сынок». А в ответ — тишина, густая как сибирская метель.
