Нежданный малыш, который нас объединил
Наша семья никогда не купалась в роскоши. Я отлично помню, как мама радовалась, когда соседки приносили нам детские вещи. Сначала их носила я, потом — моя младшая сестра Лиза. Новые наряды были редкостью, и каждая такая обновка превращалась в настоящий праздник. Мама держала крохотную лавочку на рынке, едва сводя концы с концами, и постоянно отбивалась от проверок — то пожарные нагрянут, то налоговая.
А ещё по рынку шастали «доброжелатели» в кожаных куртках, предлагавшие «крышу» за скромную мзду. С ними разбирался папа — и словом, и делом. Он служил в полиции и умел вразумить местных рэкетиров, проводя с ними… скажем так, воспитательные беседы. Его пытались подмазать, но он не велся, в отличие от некоторых коллег, которые быстро превращались в «золотые погоны».
Зарплата отца тоже не делала нас олигархами. Да и график у него был бешеный: то вызов среди ночи, то задержка до темноты, а дома он валился на диван усталый и молчаливый.
Мы с Лизой быстро научились самостоятельности. Я, как старшая, рано освоила готовку, уборку и присмотр за сестрой, чтобы мама могла хоть немного отдохнуть после рынка.
Помню тот вечер, когда мама за ужином неожиданно объявила:
— Сегодня удачно продала, кое-что отложила. Готовьтесь, девочки, поедем на море — недельку побалдуем! Сашка, выкручивайся как-нибудь, бери отгулы!
Папа удивленно хмыкнул:
— Начальство обрадуется, как же…
Я тогда не знала, что значит «выкручиваться», но звучало это как магическое заклинание.
Всё сложилось. Мы поехали на море — и это был настоящий праздник. Никаких дел, только солнце, вода и зоопарк. Мы с Лизой уплетали мороженое, а родители смеялись и называли нас «сладкоежками». Вернулись домой счастливые, но через месяц начались ссоры.
Ругались каждый день. Папа кричал, что мама совершает ошибку, а она оправдывалась, но не сдавалась. Отец требовал «разобраться» в больнице, избегая прямых слов, но смысл был ясен. Я подслушала их ночной разговор и поняла: мама ждёт ребёнка. Папа не хотел третьего и настаивал на аборте.
Мама ходила грустная, часто плакала, но на рынок ходила — бросать работу было нельзя.
Вскоре к нам стала захаживать бабушка, отцова мать. Она тоже уговаривала маму «одуматься». После её визитов мама особенно переживала. Однажды я подошла, обняла её и сказала, что знаю про малыша и очень хочу братика или сестрёнку. Пообещала помогать и не капризничать. Лиза тут же подхватила. Мама расплакалась, но теперь это были слёзы облегчения:
— Родные мои, без вас бы я пропала…
С тех пор мама держалась увереннее. А папа, видя, что срок идёт, а решения нет, начал приходить пьяным и срываться.
В такие вечера мама спала с нами: с Лизой на моей кровати, а я — на её.
И вот настал день, когда маму увезли в роддом. Отец был на работе. Перед отъездом она потрепала нас по головам:
— Ну, девчонки, еду за вашим братиком!
Через пару часов вернулся папа. Узнав новость, он рванул в роддом. Вернулся под утро, усталый, но с ухмылкой:
— Поздравляю, у вас есть Ваня! Через пару дней мама с ним приедут.
Мы с Лизой завопили «ура!», радуясь и брату, и тому, что папа вдруг стал другим. Ваня и правда всех помирил — даже бабушка оттаяла. Когда мы забирали его из роддома, было видно: этот малыш всех нас склеил.
