— Дочка, выходи за Степана Морозова — заживешь как сыр в масле. У него ферма, машина, дом в деревне. Нафига тебе этот бедолага Иван? — раздражённо бросал Матвей Соколов своей дочери, грея руки у печки. Внутри у него клокотало — не злость, а досада на её упрямство.
Матвей всю жизнь проработал трактористом под Воронежем. Хозяин — хоть куда: крепкий дом, шесть соток, куры, гуси, свиньи, трактор «Беларусь» и новый забор из профлиста. Жена Людмила — тихая, работящая, безотказная. Старший сын Алексей женился давно, а младшая дочь, Арина, только что окончила медучилище. Красавица, румяная, глаза — как озёра, и сердце у отца ныло — лишь бы не связалась с кем попало.
У Матвея был друг — Пётр Морозов. Дружили они лет тридцать: и выпивали, и сев вместе делали, и на рыбалку ездили. Пётр держал ферму, на рынке мясом торговал, и был у него один сын — Степан. Состоятельный парень, правда, но с норовом. Матвею казалось — лучшей партии не найти.
— Ты пойми, Аришка, — снова завёл он, — Степан — это ж билет в счастливую жизнь. Хочешь, чтобы деньги водились? Вот он, твой шанс. А твой Иван что? Сирота, у тётки в Липецке ютился. Ни кола, ни двора, ни копейки за душой.
Арина молча слушала, стиснула зубы, а потом чётко сказала:
— За Степана не пойду. Люблю Ваню. Точка.
Слова её ударили как плеть. Матвей аж посерел от злости, но промолчал. На следующий день встретился с Петром, выпили, закусили сальцем, посмеялись. И договорились: в субботу свататься придут. Матвей домой вернулся и, с порога крикнул жене:
— Завтра поросёнка режем! Аринку «пропили» — скоро Морозовой невестой будет!
Людмила аж побледнела.
— Ты что, рехнулся? Она что, корова на ярмарке? Не человек, что ли? Ты в каком веке живёшь?
Арина всё слышала. В ту же ночь собрала вещи в рюкзак, оставила маме записку: «Прости, люблю, не могу иначе», — и через окно сбежала к Ване. Через неделю расписались без шумной свадьбы, сняли комнату в хрущёвке на окраине.
Год Матвей с дочерью не разговаривал. Людмила тайком ездила к ним — привозила варенье, пельмени, нянчила внука, который появился у Арины через восемь месяцев. Потом умерла тётка Ивана, и молодые получили в наследство старый домик. Ваня начал строить новый — кирпичик за кирпичиком, всё своими руками.
Как-то раз Матвей сам пришёл к ним, постоял у калитки, посмотрел на стройку и спросил:
— Что, зять, помощь с фундаментом не помешает?
С того дня помирились.
Через шесть лет у Арины с Иваном был двухэтажный дом, своя ферма, трактор и двое сыновей. Всё село завидовало. А Степан Морозов к тому времени дважды развёлся и всё ещё жил с родителями. Без дела, без цели, с бутылкой в руке.
— Наш он, — теперь говорила Людмила соседкам. — И Иван, и Алёша — оба наши.
А Матвей смотрел на внуков и думал, как хорошо, что сердце дочки тогда его не послушало.
