Ещё год назад я бы рассмеялась, если бы кто-то сказал, что уйду от Артёма. От мужа, с которым прожила двенадцать лет, которого обожала. От человека, о котором все подруги шептали: «Тебе с ним как за каменной стеной». Он и правда был для меня всем. Душевный, надёжный, любящий отец. Мы жили как в доброй сказке. А теперь я живу с сестрой в Краснодаре, с двумя сыновьями и мыслью, что иначе нам всем не выжить.
Когда мы поженились, всё было, как у всех: начинали с нуля, купили небольшую квартиру, потом Артём продал её, и мы взяли ипотеку на трёшку. Сделали ремонт, обставили дом, зажили по-человечески. Два сына — Данил девять лет, Ваня четыре. Я работала в детской музыкальной школе, вела кружки — не ради денег, а потому что душа лежала. Артём приносил в дом стабильный доход, был её опорой. Путешествовали, отмечали праздники, радовались жизни.
Но всё рухнуло в один день.
Позвонили с работы: Артём упал без сознания прямо в кабинете. Скорая, больница, анализы… Диагноз: доброкачественная опухоль мозга, но запущенная, разросшаяся. Врачи не смогли сделать щадящую операцию — пришлось оперировать срочно, рискованно.
Он выжил. Доктора говорили, что это чудо. Но моего Артёма не стало. После операции он стал другим. Лицо перекошено из-за повреждённого нерва, слух ухудшился. Но хуже всего — то, что стало с его душой. Он вернулся домой, и начался кошмар.
Уволился. Просто заявил:
— Я своё отработал. Теперь ты нас корми.
Я взяла вторую работу. Выбивалась из сил. А он… Он сутками валялся на диване, листал телефон, смотрел телевизор. Никакой помощи, ни единого движения. Только упрёки. И крики. Бесконечные крики.
Срывался на всех: на меня, на детей. Даже на Ванюшку — четырёхлетнего. Обвинял нас в своей болезни. Твердил, что это мы его «доконали». Что из-за нас он «сломался».
А потом началось странное. Он днями смотрел передачи о конце света, закупал крупы, спички, консервы. Отказывался от таблеток, отказывался идти к врачам. Я умоляла — он орал, что я хочу «сдать его в дурдом», что у меня «любовники» и «весь город обо мне сплетничает».
Жила как в кошмаре. Дом превратился в поле боя, дети боялись собственного отца. Я не могла оставить их в этом аду. И ушла. Забрала мальчиков и уехала к сестре.
Развод был неизбежен. Я больше не могла жить с этим человеком. Не потому, что он болен. А потому, что отказался лечиться, отказался бороться, перестал быть мужем, отцом, человеком.
Теперь его родня твердит, что я эгоистка. Что бросила его, когда он больше всего нуждался. Что сидела у него на шее, а при первой трудности сбежала. Больно это слышать. Потому что никто не видел, как я ночами плакала от усталости. Никто не знал, как дрожали у меня руки, когда он кричал на детей. Никто не помогал, когда я тащила на себе две работы.
Я не ушла бы, если бы он согласился на психиатра. Если бы принял помощь. Если бы остался хоть немного тем Артёмом, которого любила. Но я не могла больше рисковать детьми. Моя обязанность — защитить их.
Иногда вспоминаю его — прежнего. С тёплой улыбкой, с терпением, с добрым взглядом. И сердце сжимается. Но я смотрю на Данила и Ваню и понимаю: я поступила правильно. Спасла их. И себя. Пусть даже ценой разбитой семьи.