В гостях у родни: как моя доброта обернулась войной
Быть доброй душой — порой худшее проклятие. Особенно когда рядом «родные кровинки», у которых вместо совести — походный рюкзак.
Я никогда не любила ссориться. Говорить «нет» мне было труднее, чем поднять валун, а угождать — привычнее, чем дышать. Особенно родне. Пусть даже эта родня — десятой воды на киселе. Но у нас ведь как: «Свои люди — сочтёмся».
Живут они в деревне под Воронежем. Как только заканчиваются картофельные страды, всей ватагой рвутся в Москву. И словно по негласному уговору, именно моя трешка превращается в их «резиденцию на сезон». У прочих родственников — чаек да печеньки, а ночуют — неизменно у меня. Из года в год.
Я терпела. Стиснула зубы. Утешала себя: ну подумаешь, пара ночей. А дальше — работа, тишина, привычный порядок.
Но в этот раз меня огорошили.
В один солнечный июльский день они явились на всё лето.
— Мы тебе не помеха? — хохотнул дядя Коля, вкатывая в коридор три мешка и раскладушку.
— А огород? — попробовала я осторожно выяснить.
— Огород подождёт. К тебе приехали — городской воздух подышать. Сельской рутины надоело, да и твоим детям с нашими развлечения хватит, — отрезала тётя Люба, даже не снимая тапок.
Словно я не человек, а бесплатный хостел «У радушной дуры». Всё включено: ночлег, еда и улыбки впридачу.
Неделю бы — ладно. Но три месяца!
А мы с мужем, между прочим, билеты в Сочи купили. Море, покой, песок. Всё оплачено. Чемоданы уже стоят у двери.
Когда я попыталась деликатно намекнуть, что нам пора ехать, а им — может, стоит подумать о возвращении, начался настоящий майдан.
— Эх, Надька, эгоистка! — взревел дядя Коля. — Всё для себя, ничего для людей! Мы тут и в метро не покатались, в цирк не сводили, а ты нас гонишь! Перенесла бы отпуск — на сентябрь, к примеру!
Тётя Люба фыркнула и ушла на кухню, грохочучи кастрюлями. Дети заныли. В воздухе запахло бурей. Но я знала: промолчу сейчас — и Рождество встретим вместе.
— Простите, но мы едем, — сказала я твёрдо. — Вы взрослые, разберётесь.
Сначала — гробовая тишина. Потом — театральные сборы: швыряли вещи, драили чашки с демонстративной яростью, шипели у меня за спиной. На прощанье очистили полхолодильника.
— Вот это гостеприимство… — бросила тётя Люба, не удостоив меня взглядом.
Дверь захлопнулась. И… тишина. Густая, медовая. Я плюхнулась на диван, вцепилась в подушку и впервые за месяц дышала полной грудью.
Да, мне мерзко от этой истории. Я не хотела брани. Не собиралась никого ранить. Но где был предел? Когда моя доброта стала не добродетелью, а ярмом?
Теперь я знаю точно: помогать — можно. Привечать — тоже. Но сажать себе на голову — ни за что.
