Тот мартовский день начался для Алёны с дрожи в руках. Не от мороза — от бессильной ярости. Она поправляла куртку на сыне перед зеркалом, стиснув зубы. Восьмое марта. Женский праздник, который должен был быть тихим, но вместо этого ей снова предстояло ехать к свекрови. А значит — фальшивая улыбка, колкие намёки, упрёки и это вечное чувство вины, которое та умела вызывать одним взглядом.
— Алёна, опять твоё лицо, как после похорон? — буркнул Денис, застёгивая пуховик. — Только не начинай, что не хочешь ехать.
— А тебе правда непонятно, почему? — прошипела она. — Она снова будет цепляться, рассказывать, как я плохо воспитываю Мишу, и даже не спросит, как у меня дела. Хотя бы раз вспомнила, что я вкалываю с утра до ночи, а весь дом — на мне!
— Ты же из квартиры не выходишь, — усмехнулся он.
— Думаешь, работать отделкой — это как в санатории лежать? Или у нас еда из воздуха появляется?
Денис насупился. Ему не нравилось, когда Алёна напоминала о деньгах. Хотя правда была за ней: её доход с дизайна в два раза перекрывал его зарплату охранника в промзоне.
— Может, сам съездишь? — попробовала она в последний раз.
— Сегодня восьмое марта, Алён. Ты не можешь просто игнорировать мою мать.
Через два часа они сидели в хрущёвке Галины Петровны на окраине Подольска. В углу, на раскладушке, листала соцсети Катя — племянница Дениса, сирота, которую свекровь забрала после гибели её родителей. Алёна и Катя никогда не ладили. И было очевидно, кому свекровь отдавала предпочтение.
— Мы тут с сёстрами посоветовались, — объявила за столом Галина Петровна. — Квартиру оформлю на Катюшу. У вас своё жильё есть, а ей начинать жизнь.
Через неделю документы подписали. С условием: Катя въедет только после смерти бабушки. Но судьба распорядилась иначе — через месяц Галина Петровна слегла с инсультом. Выжила, но теперь не могла даже встать без помощи.
— Переезжаем к маме, — заявил Денис. — Она одна не справится.
Алёна сглотнула ком гнева. Они переехали. Но уход — кормление, переодевание, уборка — легёл на неё. Денис работал, Катя училась и пропадала с парнем. А Алёна тянула дом, работу и теперь ещё больную свекровь.
— Денис, может, Катя поможет? Квартира же её, — не выдержала она однажды.
— У неё учёба, личная жизнь. Ты же дома, тебе проще.
— Дома? Я работаю! И всё на мне!
— Надоело, да? — усмехнулся он. — Моя мать — значит, и тебе ухаживать. Или бросишь?
— Это твоя мать! Ты за моей точно бы не стал ухаживать. Наняли бы сиделку.
— А платить кто будет?
— С её пенсии! Или со своих денег!
— Тогда зачем ты мне? — холодно бросил он. — Иди, проверь, как она.
Той ночью Алёна лежала, глядя в потолок. Мысли крутились, как нож. Он использовал её. Как жену, как работницу, как сиделку. Катя — наследница — даже не появлялась. А она ломала себя каждый день.
Утром, пока Денис был на работе, Алёна собрала вещи. Взяла Мишу за руку и уехала в их квартиру. Телефон выключила. Отправила одно сообщение: *«Хватит. Я не служба спасения. Прощай.»*
Вечером примчался Денис, злой, как черт.
— Либо возвращаешься, либо развод! — шипел он.
— Как скажешь, — спокойно ответила Алёна. — Только теперь уже я подаю. Я не обязана жертвовать собой ради чужой квартиры и человека, который ни разу не сказал «спасибо».
— Очень пожалеешь!
— О, я уже пожалела. Что терпела так долго. А теперь — свобода. Спасибо тебе только за Мишу.
Через месяц они развелись. Денис не просил прощения. Алёна не звонила.
А через полгода ей сказали, что Галина Петровна умерла. И Катя — та самая любимая племянница — выгнала дядю из квартиры, как ненужный хлам.
Жизнь расставила всё по местам. И Алёна ни о чём не жалела.
